На леденящем ветру разведчик уже через десять минут окоченел. Он старался не шевелиться, чтобы не растерять последние запасы тепла под одеждой. Колючие вихри кружились вокруг него и, будто надоедливый хулиган, рвали за волосы, лезли стылыми пальцами под ватник и гимнастерку.

Шубину пришлось сцепить зубы, собрать всю свою волю, чтобы сосредоточиться на том, что он видел в окуляры бинокля.

А там по дороге, идущей через Умань, ползли черные грузовики с брезентовыми тентами. После танков через деревню шла пехота, спешили связисты с огромными катушками. Металл бинокля леденил пальцы, обода, казалось, обжигают глазницы, и все же Глеб терпеливо переносил мучительные минуты, которые так медленно слипались в долгие часы.

После обеда они снова поменялись с Оспановым местами. Глеб рухнул на еловые лапы, прижался к напарнику и будто провалился в черную яму. Сквозь пелену забытья он чувствовал, как содрогается крупной дрожью, потом, наконец, немного согрелся от лежащего рядом Волченко.

Он проснулся от того, что ему сделалось непривычно тепло – с обеих сторон к нему жались продрогшие разведчики.

– Оспанов, ты почему здесь? – Шубин вскинулся со своего места.

Сонный Алтын с трудом приоткрыл глаза:

– Так темно уже, товарищ капитан. Ничего не видно.

– А колонна прошла? Еще что было? После пехоты немцы идут через населенный пункт?

– Нет, товарищ капитан. Я, когда вас сменил, полез наверх. Там последний обоз прошел, в телегах везли боеприпасы. А потом все, больше никого не было. И охрана тоже ушла с дороги в Умань, пусто. Я вас звал, звал, не дозвался, кричать побоялся. И сидел до темноты на дереве, наблюдал. Так примерз, что вот упал и уснул. Простите уж, товарищ капитан. Сам не понял, как такое случилось. Совсем от холода башка перестала работать.

– Ты все правильно сделал. Это ты меня прости, что тебя не услышал. Ладно, передохнуть надо было. Совсем уже без сил, а нам еще шагать больше двадцати километров.

– Витя, Витя, вставай. – Алтын принялся трясти товарища за плечо. Но Волченко лишь застонал в ответ.

Лицо у него распухло и покрылось красной коркой обморожения, веки отекли так, что глаза превратились в узкие щелки. Младший лейтенант окончательно свалился в лихорадке и уже не реагировал на слова своих товарищей.

Оспанов испуганно глянул на командира:

– Товарищ командир, совсем плохой он. Без сознания, в лихорадке. Что делать будем?

Глеб и сам видел, что Виктор мечется в страшном жару, а значит, тащить его придется на себе, потому что без помощи он не придет в себя, как ни старайся.

Однако это лишь одна трудность. Не меньшая опасность – его бессознательное состояние. В бреду больной Волченко может начать кричать или стонать, а значит, привлечет ненужное внимание. Ведь им придется снова передвигаться по немецкой территории с величайшей осторожностью.

Но оставить больного товарища замерзать в лесу они не могли. Из ремней и веток разведчики соорудили подобие волокуш и отправились в путь с больным напарником.

Шубин, как более крупный, взялся тащить тяжелую поклажу. Иногда его сменял младший лейтенант Оспанов, но он был слишком мелкий, поэтому быстро выдыхался. Тащить самодельные санки по влажной грязи было тяжело. Склизкий слой чавкал и впивался липкими пальцами в самодельные сани, не давая разведчикам уйти из леса.

Из-за тяжелого груза и труднопроходимой дороги разведчики к рассвету смогли пройти лишь половину запланированного пути.

К утру ветер стих, и на лес опустился густой туман, белый и влажный. Он будто плотное, набухшее от сырости одеяло закрыл собою все окрестности. Не было видно ничего – ни деревьев на расстоянии вытянутой руки, ни неба над головой, чтобы определить направление движения.