Неважно, как именно Гиммлер манипулировал знаками или как он их толковал, все равно маловероятно, что даты 20 и 26 марта случайны, что он вынул их из шляпы наугад, – как и выбор числа 999 вместо 1000 в его приказе о капо из Равенсбрюка. Для этого он был слишком помешан на контроле и к тому же – как и другие офицеры в высших эшелонах рейха – хотел иметь преимущества, которые, в его случае, якобы могла дать астрология.
В тот вечер, когда состав выезжал из Попрада, конфигурация планет создала замысловатую триаду с датой визита Гиммлера в Равенсбрюк и июльским днем 1941 года, когда Геринг «призвал к полному уничтожению еврейского населения Европы». Именно это требование Геринга запустило весь процесс – постановления Ванзейской конференции по «окончательному решению» и через пару недель оперативное начало их реализации, вылившееся в депортацию наших девушек.
Дата и время – ключевые элементы гороскопа. Нам известно, что состав покинул станцию в 20:20, а это, как отметил Уилкинсон, вполне соотносится с недавним визитом Гиммлера в Равенсбрюк. Утром 26 марта, когда оба транспорта с женщинами – с капо и с еврейскими девушками – прибыли в Аушвиц, Марс находился в Близнецах, что согласуется с лунным затмением 3 марта 1942 года – днем, когда Гиммлер в Равенсбрюке отдавал приказ об отправке капо в Аушвиц. Это затмение обладало так называемым «Мутабельным Тау-квадратом», который астрологи считают одним из самых сильных аспектов, способным произвести «сфокусированный конфликт». Ведомый Марсом Мутабельный Тау-квадрат создал Большой Мутабельный Крест, а это предполагает «серьезный разрыв». Когда Крест тянут в «разные стороны, он может причинить огромные разрушения». Так и вышло.
И наконец, существует корреляция между указанными датами и объявлениями городских глашатаев. 20 марта, ровно в восемь утра, когда девушки должны были пройти регистрацию и медосмотр, Солнце находилось в Луне Гиммлера, а та, в свою очередь, – в Овне, первом знаке зодиака, чей символ – Арес, бог войны и агрессии. Арес известен своей мощью и пробивной энергией. То есть, с точки зрения Гиммлера, тот момент как нельзя более подходил для старта. Это была война, и, заручившись поддержкой звезд, Гиммлер атаковал – ринулся в бой на юных евреек.
Глава шестая
Мои родители ни при чем. Откуда им было знать, что у меня так на роду написано.
№ 1271, Роза (Эдита Гольдман)
Шеф Департамента по делам евреев Гейза Конка выступал с идеей, что приказы о депортации должны быть доведены до каждого особо, причем в самый последний момент, чтобы никто не имел возможности сбежать или укрыться. Но, как мы знаем, перед первыми транспортами объявления вывешивались за две недели до отправки: Конка, скорее всего, отказался от своего замысла ввиду невыполнения запланированных квот. Однако при его преемнике депортацию порой успевали провернуть за несколько часов. Семьи в деревушках, где и двадцати жителей не набиралось, слыхом не слыхивали о происходящем в городах. Новость о том, что молодых женщин забирают на работы, еще не успела дойти до самых отдаленных уголков. Про то, что можно подать прошение об освобождении от работ, они, соответственно, тоже не знали – правда, едва ли у кого-нибудь из деревенских был важный бизнес или хватило бы средств заплатить за льготу.
Несмотря на заверения мэра Гуменне, что условия освобождения для дочерей Фридманов и других привилегированных местных семей вот-вот будут сформулированы, никаких документов пока так и не пришло. Законопослушным гражданам нелегко решиться на нарушение закона, поэтому большинство семей подчинились приказу и утром 20 марта отвели своих дочерей в пункты регистрации. Среди подчинившихся были и Фридманы. Им разрешалось взять с собой до сорока килограммов багажа, но у них столько и не было. Эдита вспоминает, что они с сестрой уложили свои лучшие вещи – по свитеру, по юбке, теплые чулки, – ведь, собираясь в дорогу, берешь с собой лучшее. Мать завернула в тряпку буханку домашнего хлеба и сунула ее в чемодан Леи. Они все делали хорошую мину, убеждая себя, что исполняют долг перед своей страной. Лея поцеловала сначала мать, а потом – Эдиту. Из дома они выходили, не сомневаясь, что вернутся через пару часов.