Повода искать не пришлось. Хозяйка приюта знала от воспитательницы, что мальчик хочет забрать из дома свой нательный крестик. У того в день, когда в торговом центре произошел взрыв, разорвалась цепочка, и теперь он лежал на стопке книг в гостиной.

За Володей приехали две женщины, которые раньше привезли его в детдом. Одна из них была в полицейской форме, поэтому у мальчика не возникло никаких опасений. Да и какие могут быть подозрения у трехлетнего ребенка!

Они поднялись в лифте на лестничную площадку, где в одной из квартир еще недавно благополучно проживала семья. Там уже ждал еще один полицейский – участковый этого района. Он снял полоску бумаги, наклеенную одним концом на дверь, а другим – на косяк, повернул ключ в замке и пригласил приехавших зайти.

Володя сразу же нашел свой крестик и крепко сжал его в ладошке.

– Что-нибудь еще хочешь взять? – спросила женщина в лимонной блузке.

– Нет, сейчас мне ничего не надо, – ответил мальчик.

Когда они выходили из квартиры, полицейский снова опечатал дверь и, обгоняя провожатых и ребенка, попрощался с ними.

Во дворе ждали две женщины и мужчина. Одна из дам с пышной прической представилась сотрудницей Министерства образования и науки. Она не стала подбирать какие-то особенные слова, возможно, многолетняя административная работа заметно облегчила ее лексикон. Чуть склонившись к ребенку, сказала:

– Володя, детям лучше жить с родителями, и мы нашли их тебе, – она повела рукой в сторону стоявшей рядом пары. – Это очень хорошие люди, они станут о тебе заботиться. У тебя будет своя комната и много игрушек.

Мальчик напрягся. В присутствии незнакомых взрослых людей он не мог выдавить из себя ни слова. Его будущие родители тоже растерялись, они не знали, как общаться с маленькими детьми, и боялись неверными словами или жестами испугать малыша. Женщина, одетая в скромное серое платье с кружевами по прямоугольному вырезу на груди, нервно комкала носовой платок, он был влажным, видимо, новоявленная мать плакала перед встречей с приемным сыном. Мужчина с пронзительными голубыми глазами и скудными остатками волос на голове тоже был неспокоен, хотя и старался не показывать этого. Но руки, которые он то заводил за спину, то, сплетая пальцы в замок, держал на животе, выдавали его взволнованность.

Володя опустил плечи, наморщил лицо, отчего стал похож на маленького старичка, смахнул кулачком, в котором по-прежнему сжимал крестик, навернувшиеся слезы и жалобно простонал:

– Я хочу к Поле и маме!

Солидная тетенька сразу же выдала, видимо, заранее подготовленную фразу:

– Полина уже взрослая девочка, она сама справится. А тебе нужно расти, набираться сил, и кто-то ведь должен о тебе заботиться.

Мальчик уже не вытирал слезы, он крепко прижал к груди обе руки, сжатые в кулачки, и стонал:

– Мама жива!

Женщина из министерства не стала успокаивать его, ровным голосом она произнесла:

– Если твоя мама найдется, мы обязательно вернем тебя ей, – она встретила недоуменные взгляды семейной пары, кивнула им – мол, эта фраза ничего не значит, обхватила рукой, усыпанной золотыми кольцами, туловище ребенка и повела, не без усилий, к машине.

Все, что произошло позже, Володя не помнил. У него кружилась голова, к горлу подступила тошнота, мальчик побледнел и, наконец, уснул. Автомобиль остановился у вокзала, Илья Федорович взял ребенка на руки и бережно внес в вагон поезда. Мальчик проснулся только в полдень следующего дня, когда поезд прибыл на небольшую станцию с серым двухэтажным вокзальным зданием, на котором, как прочитал Володя, была прикреплена табличка «Лиски».