узнали только через полгода…

В 1918 году пришло время и Пелагее выйти замуж – вышла. Через

два года муж умер, не оставив о себе ни особых сожалений, ни детей. Мать Прасковья радовалась, что дочь выдалась в батькину породу – у тех много детей не бывало, а то и не было вовсе. В то время это было большое преимущество!

А потом наступила чёрная дата: 3 мая 1919 года. Эту дату навсегда запомнили все «ильинцы». Некая односельчанка по фамилии Марчихина ночью в бане гнала самогон, утром на тарелке понесла в дом уголёк печь растопить – спички надо было экономить. А его ветром возьми и сдуй! На дворе нечисто было, солома под ногами загорелась моментально. А день жаркий, ветреный, пожар очень быстро стал распространяться по селу – все постройки-то деревянные, крыши-то из камыша и соломы. Больше ста домов сгорели в одно мгновение – четвёртая часть села!

Хорошо ещё, что было уже семь часов утра – люди на ногах, скот и птица – у Ишима. По сухой траве огонь пошёл дальше в степь, в сторону Александровки, что в семи километрах от Ильинки. Там все выехали в поле, чтобы не допустить огонь до своих домов. После этого пожара словно всё сразу рухнуло – кончилось благосостояние, начались болезни, голод, в село вошёл Колчак…

Кто скрывался от мобилизации белые расстреливали, и это

было не самое страшное. Брата Андрея, которому к тому времени было тридцать четыре года, вместе с другими односельчанами ЖИВЫМИ закопали в землю. Яму для себя они рыли сами… Вот тебе и революция…

В двадцать лет от холеры умерла Параша, наша грамотейка. Не выдержав всех утрат и ударов судьбы, в 1922 году умерли мать с отцом – обоим было всего по шестьдесят семь лет. Баба Горпина поехала «умирать» на Украину, но прожила ещё долго.

А наша героиня Пелагея опять осталась за старшую – надо было

младших сестёр и братьев доводить до ума. Вокруг свирепствовали голод, тиф, больные редко выздоравливали, врачей не было. Смертность намного превышала рождаемость. Ближайший медработник – фельдшер в Явленке, фамилия его была Кац. Заболев сам туберкулёзом, он поехал в Москву

лечиться и там умер… Но понемногу всё наладилось. Купили корову, дети подрастали, Пелагея о личной жизни и не думала, да и женихам взяться было неоткуда – молодых мужчин в селе совсем не было.

– Вдруг узнаём, – снова трогая меня за плечо, вспоминает

Пелагея Васильевна, – приехал в наше село какой-то военный в чине капитана. Занимается подготовкой молодёжи к армии – село-то казачье! Умный, грамотный, красивый! Невесты наши заволновались, стали принаряживаться.

– Не знаю, где он меня увидел, только однажды приходит – и сразу свататься! Я не ожидала – ни сном ни духом, и отказала ему. – Не верю глазам – У СТОЛЕТНЕЙ ЖЕНЩИНЫ ОТ ПРИЯТНЫХ ВОСПОМИНАНИЙ РОЗОВЕЮТ ЩЁКИ, вот она – власть любви! А собеседница продолжает:

– Как-то сидим вечером дома, за окном молодёжь песни распевает, гуляют, гармошка играет. Всё это – не для меня, я уж на себе крест поставила, да и надеть в люди нечего. Вдруг стук в дверь. Заходит приезжий капитан с двумя товарищами, поставили на стол четверть самогона, сели. Что

делать? Принесла я квашеной капусты, картошку холодную поставила, выпили. Опять он о женитьбе речь заводит. Ну как его при людях обижать, тем более – выпроваживать? Я уж к тому времени присматриваться к нему начала, думать о нём – к первому-то мужу у меня никаких чувств не было.

Так и остался Сергей Никифорович Личман у нас…

Немного помолчав, Пелагея Васильевна продолжила:

– И прожили мы с ним ни много ни мало – шестьдесят годочков. Оказалась я всё-таки материнской породы, – смущённо улыбается она, – восьмерых родила! Вырастили до взрослых лет пятерых. Всем дали образование, все в люди вышли. Алексей наш был редактором в газете, Василий – бухгалтером в облфо, Ольга – районный зоотехник, Мария – специалист по молоку. Каждый год добавляются внуки и правнуки, я уже и счёт потеряла. И они все имеют хорошее образование, ни один в милиции на учёте никогда не состоял, я всеми горжусь! У бабы Горпины уж какая тяжёлая