Барышни решили, что всё это они прочтут по путеводителю для доклада строгой Анжеле, а сами отправились в кафе, где и провели почти весь следующий день, попивая чай и кофий, поглощая круассаны и активно пользуясь бесплатным туалетом. Что говорить, жизнь есть жизнь.

А планы Мужчины постепенно рушились. В первый вечер собеседования о русской литературе, театральной Москве и политической жизни столицы практически не состоялось. На все вопросы Барышни, лихо пробуя суп, сваренный с огромным трудом Мужчиной, отвечали ему на каком-то своём, птичьем языке.

Из литературы отметили какую-то Дашкову – «прикольно». И Улицкая тоже у них пошла «в кайф».

О консерватории отметили, что недавно там «залудили» симфонию Шостаковича, ну прямо «в стеб». В общем, по их рассказам, скорее чириканью, получалось, что жизнь в кайф, нужно только залудить музона и стебаться по полной.

Мужчина слушал всё это с испугом, но послушно кивал головой, всем своим видом показывая, что, мол, тоже не отстал от молодёжи, что всё в кайф и стебаться так стебаться – кто же против. Что всё это значит, он не понимал, но держался из последних сил. Ещё бы – впереди была ночь! Была разработана программа обольщения. Уж Бог с ним, с этим «приколом и кайфом», лишь бы программа была выполнена.

Ночь наступила же сразу и внезапно. Барышни разошлись по гостевым комнатам, а Мужчина отправился в свою опочивальню, оставив дверь открытой. Перед отходом в сон беседа им всё же была проведена. Было рассказано с душещипательными подробностями о полном и жутком одиночестве. Отсутствии какого-либо внимания по части интимности с французской стороны. А жизнь-то – вот она. Мол, она идёт, а мы не молодеем. В том смысле, что не стареем, мол. И всё же… Подобную ахинею Мужчина излагал в течение минут сорока. Барышни вежливо ахали, охали, возмущались, как же, мол, так. Вы же ещё совсем хоть куда. Куда, мол, смотрят эти недалёкие француженки. Конечно, всё это не в кайф. А просто какая-то лабуда.

Мужчина радовался и напоследок отметил, что дверь, мол, в его «светёлку» открыта и гостьям, или скорее гостье, будут более чем рады.

Ночь наступила.

Мужчина не засыпал и потихоньку терзался мыслью о соответствии желаний с возможностями. Всё-таки уже не 30. И даже не 50. И даже не 70. А если?! А вдруг?! А как?! Но все волнения и страхи улетучились, когда около двери в темноте послышалось шлёпанье босых ног и нежный шёпот Барышень:

– Нет, ты иди первая.

– Нет, ты.

– Да ты давай, ты посмелее. И тихонько, а то разбудишь неожиданно. Можно так напугать, что всё остальное не в кайф будет.

Мужчина напрягся весь как скрипкина струна. Только одна запоздалая мысль беспокойно металась по черепной, достаточно облысевшей, коробке: «Только бы не выпали челюсти в процессе любви». Он точно решил, что кричать не будет. Будет мычать. Так оно даже сексуальнее. Топтание босых ножек продолжалось какое-то время, пока шум спускаемой воды и прочие звуки не подтвердили самые худшие опасения Мужчины. Барышни, говоря ихним птичьим языком, залудили в туалет. А осторожничали в силу остатков полученного в детстве хорошего воспитания, растерянного по институтам да университетам, по дискотекам да тусовкам, когда всё было прикольно, жизнь была в кайф и ещё не знали Барышни, что жизнь может быть и «шнягой».

И постепенно все уснули. Даже Мужчина. Огорчённый до крайнего предела, он просто провалился в ночь и только под утро осознал, что же произошло.

После дружного посещения барышнями туалета все и вся постепенно, по-разному, начали погружаться в сны.

Мужчина от шока и эмоционального стресса засыпал быстро. Вернее, не засыпал, а проваливался в никуда, иногда уже в полусне тихонько всхлипывал. Так же тихонько всхлипывал и постанывал старый пёс. Его место на диване было занято одной из Барышень, и он переживал очень. Бродил по комнатам, кряхтел, вздыхал, ложился то под стол, то в угол, но хорошо и комфортно ему не было. Нет, не было. Уж шестнадцатый год пошёл. Не мальчик, стало быть. Пёс страдал.