Ладони Адалины стали липкими от пота, ведь именно через поместье Моро они выбрались в город.
– Сегодня ночью отправимся к поместью Ришель, а оттуда – прямиком к восточным вратам, – твердо сказала она, сжимая руки в кулаки. – Задерживаться здесь небезопасно. Как только Стефан поймет, что меня нет в районе Вельмож, он начнет обыскивать дома простых горожан и усилит охрану городских стен.
– Я подготовлю все к нашему уходу. – Изобель засуетилась и достала из-под кровати холщовую сумку. – А вы пока поспите, госпожа, ночью нас ждет долгая дорога.
Большинство домов аристократов Аталаса располагались в районе Вельмож, в непосредственной близости от Изумрудного дворца, но древний и некогда могучий род Ришель отличился и в этом. Далекий предок Адалины был храбрым воином и не боялся нападок дикарей с запада. Собрав отряд из таких же отчаянных бойцов, он построил поместье прямо в фермерских угодьях на окраине Аталаса. Возвел стены столь высокие, что если кто-то из дикарей и пытался ступить на его владения, то его ждала жестокая расправа. Головы убитых суровый предок нанизывал на пики, чтобы устрашить врагов.
Адалина и Изобель добрались до поместья в предрассветный час. Величавый замок, по красоте почти не уступавший Изумрудному дворцу, грозно возвышался над аллеей сосен и елей, саженцы которых прапрадед Адалины привез из Северного царства. В темноте замок выглядел устрашающе, и даже в воздухе витал могильный холод. Адалина знала, что за старым поместьем ухаживают слуги и он не опустел, но не могла отделаться от ощущения, что смотрит не на дом, в котором выросла, а на склеп.
– Нельзя подходить слишком близко. – Изобель дернула ее за рукав, когда Адалина, ведомая странными порывом, вышла из сени густой кроны старого вяза, росшего в нескольких десятках метров от изгороди поместья. – Кто-то из слуг может бодрствовать и заметить нас через окно.
Адалина вздрогнула, тряхнула головой и поторопилась в сторону пологого склона позади поместья. Там, в небольшой роще, среди буйной зелени дубов, тополей и плакучих ив располагалось родовое кладбище Ришель. Изобель направилась вперед, чтобы проверить, не снует ли между рядами высоких памятников пожилой сторож Эдмунд, а по возвращении сказала, что все чисто.
Придерживая полы длинного дорожного платья, Адалина двинулась в сторону ограды, увитой плющом и пурпурными вьюнками. Здесь не ощущалось той гнетущей тишины, что давила на виски, когда они только приблизились к поместью. Адалина уверенно шла в глубь кладбища, минуя высокие статуи, которые, словно безмолвные стражи, присматривали за усопшими предками. Звонкая трель соловьев, облюбовавших рощу, возвещала о скором пробуждении солнца. Трава под ногами тихо шелестела, приветствуя ее, а когда Адалина случайно задевала низкие ветви деревьев или густые заросли кустарников, на нее прохладным дождиком брызгала роса. Но она всего этого не замечала. Ее вниманием завладела высокая статуя лесной нимфы, чью наготу скрывали цветы белого вьюнка, спиралью обвившего изящные изгибы талии. Эта статуя охраняла могилу ее матери.
Спотыкаясь, Адалина приблизилась к ней и опустилась на колени перед надгробным камнем. Она всеми силами старалась не вспоминать день, когда жестокая судьба отобрала у нее всё. День, когда она в последний раз видела большие зеленые глаза матери, слышала ее мягкий бархатный голос и чувствовала прикосновения теплых ладоней. Вероника Ришель была странной женщиной, холодной со своими детьми, и порой казалось, что она ненавидит свою дочь. Многие ее поступки Адалина и по сей день не хотела понимать и принимать, но она любила ее. Любила всем своим израненным сердцем, и вид матери, лежавшей на полу в луже крови, с разбитым виском и остекленевшими глазами, лишил ее последних крох света, которые все еще искрились в душе, но теперь померкли навсегда.