– Вы говорили, что эту лампадку привезли из Франции?

– Это не я говорил, это Соня говорила, дай бог ей здоровья. Лампадка сама по себе вещь очень старинная, поверьте Кацу, он разбирается в таких вещах и сделана она здесь, в России, но очень давно. Так что родина её здесь, только где конкретно не знаю.

– Может она подаёт какой-то знак?

– Вполне может быть, может быть.

Кац взял лампаду в руки. – Вот смотрите по верху и по низу идут узорчатые наплывы и буквы, видите? А по центру картинка, видите?

Виктор кивал головой, а Кац продолжал:

– Так вот, этот рисунок сделан гораздо позже самой лампады, он выгравирован. Это делалось не для красоты, а для того, что бы обозначить принадлежность этой лампады. Полагаю, что на ней гравировка какого-то святого. Когда-то значимую икону соединили с этой лампадой.

– Получается, что раньше она находилась в какой-то церкви?

– Вот именно. В какой-то церкви. Если вы, Витя, хоть чуть-чуть знаете историю, вы должны знать, что после октябрьского переворота почти все церкви были просто уничтожены, а церковные богатства варварски расхищены. Прошло много времени с тех пор. Многие раритеты, имеющие государственное достояние так и не вернулись на родину, и где они сейчас никто не знает, а некоторые находят свою родину сами, как ваша лампадка.

– Каким образом неодушевлённый предмет может логически думать?

– В том то весь и секрет, что иногда в вещи вкладывали живую душу.

– Это, каким же образом?

– Нам с вами Витенька не дано этого понять. Делалось это очень, очень давно, а вот как, а главное кем это делалось, это останется великим таинством для нашего поколения.

Виктор сидел на стульчике, и с трудом переваривал услышанное. Ему казалось, что именно сейчас он находится в другом измерении времени.

– Где же всё-таки искать эту церковь?

– Не знаю. Я думаю, что особых усилий здесь прилагать не надо. Лампадка сама найдёт дорогу домой, где она, наконец, успокоится. Единственное, что я могу сказать по этому поводу, что искать её дом нужно в самом сердце России.

– Это в Москве, что ли?

– Витя, вы меня совсем не слушаете. Я сказал не в Москве, а в самом сердце.

Виктор ехал в электричке домой. Всё, что хотел знать, он знал. Было как-то не по себе. Мистика. Вот после всего пережитого пойми, где край? Где заканчивается жизнь и где начинается эта мистика. Для себя он уже всё решил. Он не расстанется с лампадкой, и будет искать её дом, вернее сказать искать будут они вместе.

Кажется всё, я умираю. Верить в то, что твоим убийцей стал обыкновенный окурок нелепо, абсурдно, но факт остаётся фактом. Грудь опять полосонуло огнём. Такое впечатление, что внутри тебя разожгли громадный костёр. Дышать трудно. Пот градом стекает со лба.

Ещё вчера всё было нормально. Вчера я пил пиво с Максом и Гошей. О чём-то болтали, смеялись. Настроение было прекрасное, а главное радовали перспективы. Завтра – послезавтра я получаю аванс за предстоящую работу и начинаю трудиться не покладая рук. С этими мыслями я стоял на автобусной остановке. Машинально достав из кармана куртки пачку сигарет, не глядя, вытащил сигарету. Так же машинально или скорее по привычке, сунул сигарету в рот, поднёс пламя зажигалки к концу сигареты и несколько раз резко втянул в себя горький дым.

– Это твоя последняя сынок.

От неожиданности я поперхнулся дымом и повернул голову влево. В метре от меня на пустом ящике сидела старуха, а на другом ящике перед ней лежал большой полиэтиленовый мешок с семечками. Рядом с мешком стоял пустой мерный стакан.

– Больше тебе курить нельзя, это твоя последняя сигарета или последний день в твоей жизни.