– Мадина, – лениво тянет гость в ложе, – иди сюда. Меня возбуждает зрелище.

Я бросаю взгляд в полумрак ложи, где сидящая у ног этого мужика девушка проскальзывает ладонью под его белые одежды. Слышу тихий стон и кривлюсь от отвращения.

Перевожу взгляд на еду и стараюсь закончить с соусом. После этого начинаю нарезать рыбу, гребешки и фрукты, которые оттенят вкус морепродуктов. В этот момент со стороны арены раздается громкий вскрик, после чего пищать начинают и остальные.

Взгляд мечется к арене, и я вижу, как девушки бросаются врассыпную, а тигр медлит, видимо, раздумывая, на кого именно напасть. Потушенный факел валяется на песке. Мои волосы встают дыбом, когда я понимаю, что девушкам не спастись.

Выхватываю взглядом Алину со смуглянкой. Они несутся через всю арену к другому факелу. Когда останавливаются и пытаются построить пирамиду, чтобы схватить источник огня, мне в спину снова больно утыкается дуло пистолета.

– Готовь! – рявкает этот Ахмед. – Или тебе больше нравилось, когда мои руки сжимали твои сиськи? Это тебя вдохновляет сильнее?

Скриплю зубами и возвращаюсь к своему занятию. Хотя мне чертовски сильно хочется послать и гостя в ложе, и его охранника. Руки делают свое дело, а я при этом успеваю поглядывать на арену. Облегченно выдыхаю, когда вижу, что Алина со смуглой девушкой все же раздобыли факел и теперь медленно двигаются вдоль стены арены к двери, из которой все мы вышли.

Опускаю взгляд на стол. Беру тарелку, устанавливаю на ней металлическое кольцо и начинаю собирать тартар. В конце для усиления вкуса посыпаю его тертым пармезаном и украшаю листочком кинзы.

Когда заканчиваю последние приготовления, раздается удар гонга, и я мечусь взглядом к арене.

Тигра загоняют назад в клетку, но на арене просто кровавое месиво из женских тел. В живых осталось всего пятеро. Мои новые подруги среди этих счастливиц, и это позволяет мне сделать спокойный вдох.

– Готово, – произношу тихо.

– Неси, красавица, – говорит гость в ложе.

Я беру тарелку и несу в ложу. Ставлю на маленький столик перед гостем, и тот немного подается вперед, осматривая блюдо. Наконец мне удается рассмотреть его лицо. Без подробностей, но я вижу, что оно заплыло жиром. Жутко неприятный тип с крысиными глазами в окружении отекших век. На голове традиционный головной убор арабов, названия которого я не помню. Толстые, как сосиски пальцы, унизанные крупными перстнями, тянутся за блестящей вилкой.

Гость набирает немного тартара и подносит его к лицу. Нюхает и стреляет в меня взглядом.

– Ты помнишь, что произойдет, если мне не понравится? – спрашивает он, слегка прищуриваясь.

– Помню, господин, – отвечаю еле слышно.

– Что ж, тогда попробую.

Он распахивает свои пухлые мерзкие губы, подносит к ним вилку, а я вздрагиваю, услышав щелчок затвора пистолета.

Стою, не дыша, в ожидании вердикта. А гость молча съедает уже третью вилку. Прикрыв глаза, смакует блюдо. Почему он молчит? Ему не нравится? Тогда, наверное, не ел бы столько. А если нравится, то почему ничего не говорит?

Я знаю, почему в ответ на дегустацию приготовленного мной блюда звучит тишина. Ему нравится меня мучить. Нравится, что я каждую секунду умираю ста смертями в ожидании его ответа.

Может, надо спросить его? Только вот вдруг так я нарушу какие-то незыблемые правила? Типа нельзя обращаться к гостю первой. Или спрошу напрямую, а надо, как вариант, подползти на коленях, сто раз извиниться и только потом спрашивать? Я откуда знаю, какие тут правила?

Сжимаю перед собой руки, прикрывая ими хотя бы промежность от сального взгляда гостя.