– Не делай вид, будто не понимаешь, о чём я говорю. Я ещё в лифте заметил, как ты пялилась на световую панель, явно понимая, на какой уровень тебя поднимают. И в коридоре тоже была видна твоя реакция.

Я приподнял её лицо за подбородок, слёзы опять скатились из-под зажмуренных век. И почему из всех птичек, что я видел сегодня, мне приглянулась именно эта? Её плаксивость начинала немного раздражать. Я ведь ещё ничего ей не сделал, даже пальцем не коснулся.

– Прекрати трястись!

Я смотрел на свою новую игрушку и ждал. Я ждал, когда в её голове щёлкнет та самая кнопка, переключив девушку в режим тупой давалки. Но этого не происходило. Во взгляде Тайры не читалось ничего, кроме страха. Её поза кричала только о том, что ей хотелось убраться от меня как можно подальше, и ничего другого.

Может, она не знала, кто я? Нет, я отмёл эту несостоятельную мысль в сторону. Она знала, кто я, и что из себя представляю. Знала настолько хорошо, что до сих пор Тайру трясло от страха, тело било крупным ознобом. Я ещё раз мысленно прокрутил в голове те скудные сведения, что были в её файле.

Никакой зацепки, но скорее всего, она присутствовала при одной из тех показательных казней, что так любил устраивать Бог– Император. Он утверждал список провинившихся и одним движением пальца решал судьбу несчастных, а инструментом в его руках всегда был я, наводящий страх и вызывающий трепет.

Какая ирония! Инструмент исполнения воли искренне ненавидели, а инициатора обожали до одури…

– Реакция всех смертных всегда одна и та же. Страх, шок, удивление, трепет… Но чуть позже, когда маленькие глупые птички понимают, кто именно стоит перед ними, они начинают пускать в ход свои чары. Сладкоголосо поют, льнут изо всех, предлагают себя… А ты до сих пор трясешься… Спой, птичка.

– Я не умею петь, – наконец, раздался её голос после минутного молчания.

В устах Тайры язык терраэнов звучал слаще, чем был на самом деле. Фаэлин, не умеющий петь? Я слышал о подобном несколько раз, но в живую никогда не видел таких неполноценных фаэлинов. Вполне может быть, что она морочит мне голову. Но выяснением того, умеет ли петь эта птичка на самом деле, я займусь позже. Сейчас меня гораздо больше интересовало совершенно другое.

– Я был прав. Ты понимаешь наш язык и даже умеешь произносить слова на нём. Ох, птичка, ты не так проста, как хочешь казаться. Посмотри на меня! Живо!

Я силой приподнял её лицо. Упрямица отказывалась смотреть на маску, упершись взглядом куда-то в район шеи. Вид моей маски внушал ей невообразимый страх.

– И где же ты выучила наш язык? В твоём профайле ни слова не сказано о том, что ты проходила специализацию.

Опять молчание. Упрямство Тайры одновременно раздражало и подстёгивало меня. Я не привык к тому, чтобы птички упрямились или просто медлили с выполнением указаний. И я не знал, чего мне хотелось больше: чтобы Тайра продолжала упрямиться, распаляя меня ещё больше, или послушно поддалась мне.

– Молчишь? Лучше не сопротивляйся, птичка, я одной рукой могу сломать твою хрупкую шейку.

Я несильно сдавил её тонкую шейку своими пальцами, ненадолго перекрыв доступ кислорода. Сиреневые глаза мгновенно округлились, а красный ротик соблазнительно приоткрылся, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. Волнующее зрелище. Кажется, достаточно прелюдий. Я отпустил Тайру и отошёл, давая возможность отдышаться, чувствуя себя взведенным до предела. Хватит. Я желаю осмотреть то, ради чего привёл ее сюда, и поскорее.

– Раздевайся, – скомандовал я.

Девушка мешкала, явно не решаясь раздеться, продолжая изображать из себя поруганную невинность. Прекращай ломаться…