То есть, Джалил просто предложила мне стать одной из «элитных шлюх», обслуживающих клиентов, прибывающих из других стран, для заключения сделок с Дамиром о покупке украшений или эксклюзивной одежды для своих жён и пополнения коллекций собственных магазинов.

До такого уровня я не хотела опускаться. Ведь, как бы там ни было, я считала себя личностью, неумолимо жаждущей выкупить собственную свободу. И да, рабства можно избежать. Нужно лишь заплатить каких-то там десять тысяч долларов в качестве пропуска за стены трущоб.

Каких-то там…

Ну, да!

Проще повеситься, чем стать свободным. Потому что мой отец, потея с утра до ночи, зарабатывал по одному доллару в день, а мать – по два. Но иногда, если попадался щедрый клиент, максимум до пяти. Но, ради более лучшего спроса на «товар», половину суммы своего дохода она спускала на новые тряпки, и косметику, чтобы выглядеть как можно краше, торгуя собой направо и налево.

На заводе не позволялось расхаживать в лохмотьях, заляпанных грязью. Как это делала я. По причине того, что я не хотела привлекать к себе излишнего внимания. А ходила я в старых поношенных джинсах, которые буквально спадали с впалого живота, отчего приходилось несколько раз подвязывать их верёвкой к такой же потрёпанной толстовке с капюшоном, благодаря которой я казалась толще обычного.

Волосы скручивала в тугой жгут, прятала под кепкой с широким козырьком, закрывающим лицо, а на ногах носила рваные кроссовки на три размера больше моего реального размера стопы. Одежду я донашивала за отцом. Поэтому и выглядела как никому не нужный беспризорник, от которого пахло отнюдь не французскими духами. Но это была моя тайна. Которая всегда срабатывала. Которая, по сей день, сохранила мне жизнь.

На улице практически стемнело, но я всё ещё успевала до закрытия хлебной лавки. Мягкая, слегка шершавая купюра в пятьдесят баксов приятно шелестела в моих руках, когда я с жадностью сжимала её в дырявом кармане своей поношенной толстовки. Для нашей семьи, эта сумма расценивалась как целое состояние, на которое можно было месяц жить без особых забот. Признаюсь, банкноту такого масштаба я держала в своих руках впервые в жизни, отчего приятная нега растекалась по всему телу, а желудок радостно сжимался, предвкушая в скором времени полакомиться тёплой выпечкой.

Последний раз я ела три дня назад. Моим ужином были объедки, найденные в мусорном баке, вблизи одной из забегаловок трущоб. Практически целый, но покрытый плесенью сэндвич… За право обладать которым я едва не подралась с бродячим псом, заработав несколько приличных укусов в области запястья. А пёс, в свою очередь, заработал несколько сильных ударов металлической крышкой мусорника по голове, после чего, трусливо поджав хвост, быстро удрал с места сражения.

Кажется, я выбила ему глаз. Этим варварством я не гордилась. Но когда испытываешь ни с чем ни сравнимое чувство голода… похер становится абсолютно на всё. Я бы и им с удовольствием перекусила, если бы не забыла дома нож.

Осталось несколько кварталов до пекарни. Я оборачивалась на каждый малейший шорох, страшась того, чтобы, не дай боже, не столкнуться с бандой смотрителей. Но своими мыслями, я сама призвала к себе беду. Как говорится, то, чего боишься, сбывается.

За долю секунды до того, как на меня полетел водопад из помоев, выплеснутый с верхнего этажа пятиэтажной фавелы, я всё же успела отскочить в сторону. Заприметив случайного прохожего, невольно попавшего под раздачу, проститутка с ведром, чьи ярко выкрашенные волосы были нашпигованы бигуди, выругалась мне вслед так грязно и грубо, словно это я её шлаком окатила, а не она меня. Похоже, в этом районе не было системы канализации. И туалетов, соответственно, тоже. Поэтому рабы испражнялись прямо на улице, просто выплёскивая содержимое «унитазов» на проходящий мимо сброд.