Как вдруг, наконец-таки поняла, что в этой замаскированной психушке твориться.
Ролевые игры.
Богатый извращенец решил развлечься, выбрав меня.
Как же я сразу не догадалась.
Не, я конечно же знала, что у миллиардеров свои причуды! Но что бы такое… и в реале с этим бредом столкнуться — никогда бы не подумала.
Хорошо, мажорик. Хочешь поиграть? Давай поиграем!
Щас такой спектакль заарканю, вмиг пожалеешь, что с Авдеевой связался.
Я набираюсь смелости и выпаливаю:
— Ну трусики украла...
Бровки Оскара изогнулись дугой:
— Хм... Трусики говоришь? Да за такое пожизненное светит!
Ага! Как же! А за лифчик тогда что? Смертная казнь?
— Знаешь что, а ведь срок можно и скостить. — Рудковский, явно переигрывая, не стесняясь, как бы намекая, шлёпнул ладонью по своему выпирающему бугром члену, и с явным намёком на интим, потеребил ширинку. — Человек я, знаешь ли уступчивый, можем и договориться!
— Что это значит? — деловито скрещиваю руки на груди, продолжая дурацкую игру.
Лишь бы угодить, гаду!
— Это значит лишь одно, девочка моя ненаглядная, что я буду тебя иметь так лихо, как волк зайчишку! — глумливо посмеиваясь, он уверенной походкой направился ко мне.
В руках Оскара появилась дубинка. Хищно прищурившись, он несколько раз шлёпнул ей свою ладонь.
Я отскочила назад, пока не ударилась затылком об стену. А когда осознала, что деваться больше некуда, взмолилась:
— Оскар, чёрт побери! Мне не нравятся твои намеки! Мне страшно.
— Не Оскар, а Геннадий Петрович. Майор Геннадий Петрович! — гаркнул этот ударенный головой Петрович и, навалившись всей своей массой, лихо зажал меня в углу.
Горячее дыхание ошпарило губы. Глядя в омут пронзительных и таких опасных глаз, я вмиг взмолилась о пощаде, передумав отрабатывать долг телом:
— Оскар, прекрати!
— Цыц, я сказал! — вякнул извращенец, его горячие руки упали на мои плечи, а твёрдые бёдра — грубо вонзились в промежность.
Ощутив невероятную силу его королевского достоинства, я едва не лишилась чувств. Толстый, горячий, властный... он настойчиво вжался в мою маленькую щёлочку, всем своим видом давая понять, что теперь моя киска больше не моя. А его.
Его, черт подери.
Его собственность…
— Ну же, крошка! Давай показывай... Как ты договариваться умеешь! — руки похитителя упали на мои растрепанные волосы и он, вцепившись в локоны, намотав несколько прядей на кулак, властно дёрнул меня за косу, отправляя коленями на пол. — Давай, хулиганка! Расстегни-ка ширинку. Докажи, насколько дорога тебе свобода.