– Не всё можно оправдать своей территорией. Как насчёт личного пространства? Или тебя не учили правилам поведения?

Хмыкаю. Она просто не знает, что моим родителям в основном не было никакого дела до того, что я умею или нет – они были заняты собой.

– Я вижу, что наша последняя беседа тебя ничему не научила. – Варя замирает, и я вижу, что она на самом деле помнит, но упрямится. – И на будущее запомни: делать то, что меня просят не делать – квинтэссенция[2] моей жизни, детка.

Она дёргается, услышав своё прозвище, и я замечаю румянец на её щеках; подхожу чуть ближе, потому что, как бы она ни храбрилась, я знаю, что она боится, а мне нравится чувствовать свою власть над ней. Провожу указательным пальцем вдоль её щеки, а Варя вжимается в угол на максимально возможную глубину, и на её лице остаются только глаза.

Ухмыляюсь и выхожу из комнаты: думаю, теперь она поняла, куда попала.

За моей спиной громко хлопает дверь и щёлкает замок; качаю головой, потому что у меня есть ключи от её комнаты, и если я захочу к ней попасть – дверь меня не остановит. Перед тем, как снова вернуться в свою комнату, заворачиваю в кухню; в столовой сидит мать в компании Виктора – своего троюродного брата – и я тут же озираюсь в поисках Эвелины, но её, к счастью, не вижу.

– Привет, племянник! – замечает меня дядя и дружелюбно улыбается. – Как дела? Уже получил своего первого аккомоданта?

Морщусь. Об этом в наших кругах говорить не любят, но иногда с аккомодантами обращаются довольно жестоко – в тысячу раз хуже, чем я с Варей. Лично я даже думать не хочу о том, как не повезло девушке, которая попала в семью Клима – этот не будет церемониться, ибо наглухо отбитый.

Надеюсь, ему попадётся девочка со стальным стержнем вместо сердца.

В нашем обществе гнилые законы – это даже я понимаю – и иногда хотелось, чтоб что-нибудь шарахнуло и стёрло нахрен с лица земли всю эту грязь, которая заражает людей. Со мной уже всё и так ясно – меня не переделать – но иногда я ловил себя на мысли, что не хочу такого для других.

Правда, после я убеждал себя, что меня всё это дерьмо не касается – в этой жизни каждый сам за себя.

– Это будет единственный аккомодант в моём доме, – хмурюсь, и дядя понимает, что ляпнул хрень. – А Эвелина уже успела поиздеваться над своим?

– Почему она должна издеваться?

– Да брось! – фыркаю и лезу в холодильник. С этого ракурса меня не видно тем, кто сидит в столовой, поэтому позволяю себе брезгливо поморщиться. – Будто ты не знаешь свою дочь.

Дядя тяжело вздыхает, сдавая себя с потрохами, и возвращается к разговору с моей матерью. Ему не понравилось, что я сказал об этом открыто? Я знаю, что я не ангел – хотя меня-то как раз всё устраивает – но родись Варя мальчиком и попади к Эвелине, то не выдержала бы и недели в этом дурдоме.

Даже я бы не выдержал.

После обеда решаю, что сидеть дома – это всё-таки не моё; для клуба ещё рано, но я могу сгонять на дамбу, где можно побыть одному и попытаться не злиться. Прохожу мимо комнаты Вари, дверь которой была по-прежнему закрыта, и усмехаюсь: я зайду к ней ночью, когда девчонка будет крепко спать. В гостиной сталкиваюсь с отцом, хотя в это время суток его редко можно застать дома, но просто пройти мимо он мне не даёт.

– Девочка здесь?

Мне нравится, что он разговаривает со мной так, будто уверен, что я могу в любой момент бросить ему вызов: чувствую, однажды так и будет.

– Её зовут Варя, – хмурюсь в ответ; почему-то меня задевает то, как он к ней обращается – она принадлежит мне, и никто кроме меня не может обижать её. – Заперлась в своей комнате.