И лишь мгновением позже до меня дошло, что именно я вижу. Вернее кого.

Это был он.

Мужчина, разбивший мое сердце. Уничтоживший меня. Унизивший. Растоптавший. Изменивший. Бросивший.

Мужчина, принесший мне столько страданий, сколько я думала не вынесу.

Моя первая любовь.

Моя одержимость.

Моя боль.

Давид.

Я замерла, пораженная, оглушенная, забывшая как дышать. Не отрываясь, смотрела на него, а сердце как ненормальное стучало в ушах набатом, заглушая все звуки вокруг.

Я ведь почти забыла его. Почти. Да. Столько лет прошло.

Лишь юношеские глупые наивные мечты иногда давали о себе знать, какими-то болезненно-острыми всплесками, периодически смывая то напускное равнодушие, что я так старательно наращивала.

С какой-то безумной жадностью и нездоровым мазохистским интересом я разглядывала его, не в силах оторвать глаз.

Какой он стал!.. Ох…

Давид всегда был красивым. Нет, это не изменилось. Высокий, широкоплечий, атлетичная мощная фигура, поджарый и статный.

Шикарные густые волосы, доходящие до середины шеи, темно каштановые, кажущиеся порой почти черными, слегка вьются. Я всегда сходила с ума от его волос.

Нижняя челюсть широкая, уверенная и четко очерченная, квадратный волевой подбородок, красивый прямой нос, а глаза…

Отсюда было не видно его глаз, но я их прекрасно помнила. Темно-карие, пронзительные, жгучие, жесткие, жестокие, совершенно невероятные.

На нем была черная рубашка с закатанными до локтя рукавами, и черные брюки. Просто, элегантно, дорого.

Черный цвет его любимый. Цвет его души.

Он сидел, развалившись, на диване беседки. Рядом с ним сидела шикарная блондинка в блестящем коротком платье, льнущая к нему, словно кошка.

На соседних диванах сидели еще какие-то мужчины, некоторые были с девушками. Они о чем-то разговаривали с Давидом. Меня он не видел.

К счастью. Как бы я пережила его взгляд?

Вся его поза, осанка, разворот плеч, наклон головы, а также выражение лица создавали ощущение силы, властности, опасности и уверенности.

Все это было в нем и раньше, но сейчас проявилось намного острее, четче, ярче.

Сколько мы не виделись с ним? Лет десять? Достаточно долго, чтобы выжженная пустыня поросла травой. Достаточно долго, чтобы меня отпустило.

— Варвара, ты пока тут погуляй, ладно? А я пойду пообщаюсь, — голос жениха вернул меня к реальности.

— Да, конечно, — рассеянно кивнула я, все еще не отойдя от потрясения.

Сергей поправил рубашку, пригладил волосы и пошел по вымощенной дорожке в сторону бассейна.

Я отвернулась и, в попытке взять себя в руки, схватила бокал с ближайшего столика и почти разом его осушила. От пузырьков защипало в носу. Зажмурилась. Так, надо полегче с этим.

Постояв немного и выровняв дыхание, я чуть отошла в сторону и, осторожно обернувшись, вновь бросила взгляд в сторону беседки, не в силах удержаться.

Мое сердце тут же скакнуло так, что думала, сейчас выпрыгнет на хрен из груди. Во рту ощутила горечь адреналина, а живот сжался от предчувствия надвигающейся катастрофы.

Нет-нет! Только не это!

Увиденное совершенно выбило меня из колеи, и сейчас я стояла, открыв рот и рвано хватая им воздух.

Теперь в беседке стоял Сергей, и чуть склонив голову, как-то заискивающе улыбался Давиду.

Тот же смотрел на него высокомерно-снисходительно и отстраненно незаинтересованно.

Так это он — тот инвестор? Ох… Только этого не хватало!

В животе что-то тревожно сжалось, а ладони моментально вспотели.

Я видела, как неловко Сергей переминался с ноги на ногу и как нервно теребил полу своего пиджака. И как все более пренебрежительно кривились губы Давида.

Смотреть на это было до жути неприятно, и я отошла в сторонку, чтобы меня случайно не заметили.