Почему он так смотрит? Смотрит на меня так, будто у него больше никаких дел.

А еще он мастерски умеет выпадать из реальности. Пока ел, был явно не здесь, а где-то еще. Смотрел в пространство, медленно жевал и о чем-то думал.

Положив трубку, соскальзываю со стула.

Мой затылок горит.

Он смотрит, я знаю. Просто чувствую. Чувствую так, будто он трогает, а не смотрит. Волосы, спину, ноги…

Опять это волнение.

— Ф-ф-ф-ф… — выдыхаю, сложив губы трубочкой, и одеваюсь так медленно, как только могу.

Пять минут назад в туалете я соврала сестре, сказав, что собираюсь спать. Я часто вру. Я вру всем и почти всегда. Вру о том, кто я такая. О том, как меня зовут. О том, сколько мне лет. О том, что думаю на самом деле по тому или иному поводу.

Вру, вру, вру…

Всем, но только не себе. И, когда выхожу из кафе, точно знаю, что хочу его сама, и меня никто не заставляет раздвигать ноги. Перед Романом Гецом я хочу раздвинуть их сама. Я вижу их, свои ноги, где-нибудь у него на шее. Или там, где он захочет.

Утонув в глубоком кожаном сиденье, смотрю на него.

Он трогается, не говоря ни слова и не дожидаясь, пока я пристегну свой ремень.

И как только выезжаем на дорогу, «Мерседес» бросается вперед с таким рывком, что я влипаю в сиденье и с визгом зажмуриваюсь. Под агрессивный, колотящий нервы рык мотора пропуская через себя чокнутый поток возбуждения и адреналина.

Те самые ощущения, от которых меня колбасит каждый раз, когда сажусь в эту злую громадину.

Возбуждение и дикий восторг!

Вот ведь… говнюк...

Его руки крепко сжимают руль, лицо сосредоточенное и невозмутимое, глаза смотрят только вперед.

Только вперед, черт его дери!

По крайней мере, он не собирается подохнуть в расцвете лет за рулем своей безумной тачки, прихватив с собой и меня! Потому что все его внимание сконцентрировано на том, чтобы «Мерседес» с бешеной скоростью менял полосы и обходил другие машины. Так, будто они стоят на месте.

— Ма-ма… — шепчу, когда машину бросает вправо, а потом влево.

На секунду мне становится страшно. Действительно страшно.

Мое сердце стучит о ребра так, что не могу говорить, только не мигая смотреть на то, как там, за стеклом, капот машины сжирает метр за метром серый асфальт.

Нырнув в тоннель, она вырывается оттуда, и в стекло ударяют капли дождя. В ту же секунду начинают работать дворники, начисто убирая эти капли. Как по щелчку, впереди вырастает знакомый или незнакомый небоскреб. Для меня они все одинаковые.

— А-а-а… — закрываю руками лицо, чтобы не видеть, как машина тормозит в сантиметре от шлагбаума, охраняющего въезд на подземную парковку.

Вцепившись в потолочную ручку, еложу по сиденью и настороженно смотрю на водителя. Поймав мой взгляд своим, он опускает стекло и прикладывает к мигающей лампочке пропуск.

Шлагбаум с пищанием ползет вверх.

Смотрю на пустую парковку перед нами, закусывая губу.

Моя кровь горит! Сердце колотится, а он… возвращает пропуск в нагрудный карман кожаной куртки и снова давит на газ.

— Твою мать! — тяну я, опять вжимаясь в сиденье.

Рев мотора отражается от бетонных стен, разрывая мои уши и накачивая кровь адреналином. В этот момент я не чувствую никакого мира вокруг, только скорость и свое тело, которое кажется живым, как никогда. Никогда со мной не происходило ничего настолько острого и страшного.

Еще один крутой поворот, и машина со свистом тормозит.

Громко дышу, глядя в стену там, за лобовым стеклом.

Двигатель замолкает, вслед за этим гаснут фары.

— У меня предложение, — говорит этот псих низким сексуальным голосом.

Дрожащей рукой отстегиваю ремень, резко поворачивая голову.

Пристроив на подоконнике локоть, задумчиво потирает свою бороду.