Оглядывается:

— Выдыхайте, парни. Этой девочки хватит на всех. Ну, либо проваливайте. Я сам с ней все закончу, а потом… — переводит на меня взгляд.

— Ты меня отпустишь? — с надеждой спрашиваю я.

— Запирать больше не стану, — Зорал усмехается. — И бежать ты больше не захочешь.

— Я не буду собой, да?

— Ты не была собой.

Зорал выходит в коридор, и за ним молчаливыми тенями следуют Ксандр и Раймус, которых за собой тянет мой запах. Сладкий, теплый и густой.

— Я так не хотела… — покорно складываю руки на животе. — Я хотела влюбиться, — поднимаю взгляд на строгий профиль Зорала. — В одного. С этим одним поцеловаться… Он был бы нежным, ласковым…

— Ротик прикрыла и замолчала, — чеканит каждый слог. — Я не спрашивал тебя, чего ты там хотела.

— Омеги не умеют любить, — рычит Раймус. — Вы знаете только силу и покорность. В этом и есть вся ваша любовь в подчинении.

Я молчу, пусть и хочу возразить, потому что Зорал приказал мне затихнуть. Прислушиваюсь к себе. Искорка недовольства, бунтарства и обиды вот-вот затухнет, а вместе с ней я потеряю себя.

— Мне страшно, — сдавленно шепчу я. — И это нечестно… так несправедливо…

***
Профайл на Раймуса

15. Глава 15. Пробужденная

Я не могу понять какого черта у меня четыре лапы и хвост.

Виртуальная реальность слишком реальна. Настолько реальна, что я чувствую под подушечками лап острые веточки под прелой листвой.

Это жутко.

Вот я была человеком, но на меня надели шлем, закинули в капсулу и теперь испуганная волчица посреди туманного леса.

Я даже чувствую в воздухе запахи пожухлой травы, влажного мха, земли и коры. А еще трухлявого пня тянет чем-то острым. Аммиаком.

Кто-то запрограммировал пень, на который кто-то помочился, и, кажется… Я принюхиваюсь к воздуху.

Это был олень.

Чего, блин?!

Мимо пробегает еж. Пыхтит, замечает меня и ускоряется на своих крошечных лапках. Я кидаюсь за ним в азарте, который сильнее моего удивления и испуга.

Еж сворачивается в колючий шар, когда я его пытаюсь сцапать зубищами и взвизгиваю от боли, что охватывает нос и пасть.

С поскуливанием отпрыгиваю, а еж вскакивает на лапки и скрывается в поросли рябины.

Птички чирикают, слабый ветерок пробегает по шкуре и приносит чей-то густой насыщенный опасностью и угрозой запах. Шерсть на загривке встает дыбом, когда позади меня что-то тихо хрустит.

Я оглядываюсь, прижав уши, и меня начинает трясти.

Три огромных волка выходят ко мне. Здоровенные, мордастые, с покатыми лбами и тяжелыми взглядами.

Первый — черный.

Второй — светлый с легкими песочными разводами на спине.

Третий — с рыжими подпалинами на боках.

Я издаю постыдный жалобный скулеж, который говорит, что я испугана и у меня нет намерений драться и кусаться. А также то, что меня обидел колючий еж, и это его колючка торчит из моей опухшей верхней губы.

Черный волк обнажает резцы и острые клыки и издает утробный рык, от которого у меня подкашиваются лапы.

Я падаю и переворачиваюсь на спину, открыв пузо, и всем видом показываю, какая я милая и замечательная волчица. Совсем не агрессивная.

Сквозь листву деревьев вижу обрывки серого и тяжелого неба. На одной из веточек притаилась белка. Дергает усиками, а затем чистит мордочку.

Волки неторопливо подходят ко мне, и я бью в кротком приветствии хвостом по земле. Сердце сейчас либо оборвет свой бег, либо пробьет ребра и кинется прочь от трех мрачных зверюг.

Обходят меня по кругу, принюхиваются с глухим и предостерегающим рыком.

Инстинкты говорят, что если дернусь или посмею ответить тоже рыком, то получу серьезный кусь за ухо. В лучшем случае за ухо.

Не пожалеют.

Поэтому я лежу и почти не дышу.