Даже годы тренировок не дают держать себя в руках. Предательская дрожь бьёт по телу, заставляя кусать язык. Боль единственное правильное чувство, которое у меня есть. Я цепляюсь за неё, пока Царь поднимается с кресла. Нависает и прижимается.

Кожа трётся о грубую ткань, мгновенно краснея. Щиплет от холода и незащищённости. Я дыхание задерживаю, когда Царь касается рёбер. Ведет по косточкам. А затем грудь сжимает.

Я задыхаюсь от того, как всё тело на него реагирует. Отзывается на ласку, большего прося. Больно, остро, но я не могу его остановить. Не из-за договора. Глупое желание вверх надо мной берёт, не давая слова вставить. Заставляет трястись от того, как он горошинку соска оттягивает и мою реакцию считывает.

– Ты красивее стала.

– Знаю.

Маменька учила, как нужно правильно комплименты принимать. За такой ответ мне бы здорово досталось. Но я не могу по-другому. Если не грубостью отвечать, то изо рта только жалобный скулёж вырвется.

Потому что внизу уже всё горит. Влажно и дико не хватает его пальцев именно там. Умелых, жестких. Так, чтобы разом из лёгких весь воздух выбить и несколькими движениями до грани довести.

Как лишь он умеет.

– Опустись на колени.

Ноги не гнутся, не опускаются вниз. Застываю статуей, хотя ничего неожиданного в просьбе нет. Дело не в унижении, не желании отстоять свою вершину. В Царём мне никогда выиграть не удавалось. Даже если он был уверен, что проиграл.

Я могу это сделать. Могу. Но воспоминания сильнее меня. Его хватку на шее, как волосы наматывал. Помню наш последний раз, который закончился, нет, не моим разбитым сердцем.

Разбитое сердце слишком пафосно, слишком легко. Царь просто раздавил его, раскрошил. Осталась лишь стеклянная стружка, которую в целое не соберёшь. Всего одним часом мы уничтожили то, что было у нас шесть месяцев.

– Подчинись мне, Мир. Если хочешь выжить – подчинись. За дверью уже заждались пацаны, мечтающие пустить тебя по кругу. Что ты любишь больше: свои принципы или жизнь? Что ты ненавидишь больше: быть шлюхой или меня?

Царь не понимает моей заминки, совсем на другой счёт принимает. Сжимает ладонью мою задницу, к себе притягивает. Мнёт, волны удовольствия по телу разгоняя. Другой рукой грудь, наконец, отпускает. Та ноет от долгой хватки, жжётся. Мужчина пальцами всё дальше пробирается. По шее ведёт, контуру подбородка.

А затем больно сжимает лицо, вертит из стороны в сторону. Будто товар перед покупкой осматривает.

Мне даже не обидно, ни капельки по нутру не бьёт. Я бы хуже с ним поступила, приди Царь ко мне за помощью. Слишком велика обида, чтобы легко отпустить. Даже если он собирается издеваться три месяца надо мной.

Я бы наверняка рассмеялась ему в лицо. Подобралась близко, а затем ударила побольнее. Помогать бы не стала.

Не стала бы.

А мы слишкомпохожи.

– Ты просто издеваешься, да? – меня вдруг осознанием бьёт. Я бы поступила ужасно, но Царь ничуть не лучше меня. – Ты не собираешь помогать.

Мужчина ухмыляется. Губы, которые я любила поцелуями покрывать, растягивает и слегка языком ведёт. Ничего не говорит. Он не говорит, что я права, но и не отрицает.

Идиотка.

Мне хватает сил его оттолкнуть. Отскочить на несколько шагов. Хаотично думаю, версии в голове прокручиваю. Но мне никаких оправданий не придумать, в шутку не перевести.

Попалась на его крючок, снова. Подставилась, только его мнение о себе подтвердив. Не спешу футболку поднимать, мужчина уже и так всё рассмотрел. Мне бы свои мозги на место вернуть, это намного сложнее.

– Хоть представлением насладился? – я горда тем, как ровно мой голос звучит. Пускай внутри всё бушует и переворачивается, но снаружи видно только привычный образ. Ещё один плюс к обучению маменьки.