Из странной любовной прострации меня вывел озлобленный голос рыцаря:

– Так что же мне делать, сударыня, если Максим-Адриано мне не даёт лошадей?

– Что и положено в таких случаях: убей его.

Последние два слова прозвучали для нас троих не как гром с ясного неба, нет! А как леденящий удар шквального ветра, вырвавшийся из арктического ада. Мы все с минуту стояли пришибленные, пытаясь понять весь мрак услышанного ужаса и соразмерить с тем ангельским образом, что мы видели перед собой.

Пожалуй, если бы Димон в тот момент стал действовать не раздумывая, чисто в состоянии аффекта выполняя приказ, он легко меня и Александра убил бы. Нас запросто можно было удушить в ту минуту голыми руками. А так Чайревик тоже погряз в нирване шока от услышанного совета. Всё-таки моральным уродом он никак не был, пусть даже обычное чувство благодарности или широта русской души в нём и отсутствовали напрочь.

Вернулись мы все трое обратно на грешную землю после ехидного смешка:

– И какое смешное имя у вашего лидера! Хи! Это он сам придумал или ему по жребию выпало? Наверное, сразу две монетки на ребро встали. Хи-хи!

Я нервно сглотнул и оглянулся на Пятницу. Всё мне казалось, что я ослышался или просто сплю. Но парень на меня так глянул окосевшим взглядом великого артиста Крамарова, что я сразу понял: не сплю. Так меня ещё никто ни разу в жизни не оскорблял, не унижал и не втаптывал морально в грязь. Да и моих родителей – попутно. Потому что они мне дали шикарное и удивительное имя, которым я горжусь. И прощать подобное я не собирался.

Сделал первый шаг в сторону сидящей женщины, за ним второй, постепенно сбрасывая с себя скованность и поводя плечами, словно для разминки. И тут прозвучал неожиданный вопрос всё от того же Саньки:

– Командир, ты как: даме челюсть сломаешь или под дых врежешь?

И я замер на полушаге. А в голове завертелась вполне резонная, очевидная мысль:

«Почему я так поверил, что этому сорванцу шестнадцать лет? Порой он совершает настолько неадекватные поступки и выдаёт фразы, присущие только опытному, столетнему старику, прошедшему и Крым и Рим. Надо будет как-то покопаться в его прошлом и всё-таки выведать так тщательно скрываемые факты биографии…»

Но именно циничный вопрос в грубой форме меня и остановил. Хотя ещё меня и взгляд девушки поразил: холодный, совершенно спокойный, оценивающий и даже отстранённо-равнодушный. Точно так же сторож в зоопарке смотрит на животных во время их кормёжки и прикидывает, сколько ему придётся позже выгребать из-под клеток навоза.

Чуть позже и Чайревик шевельнулся, приходя в себя, и выдал вдруг то, что я сам собирался сказать сравнительно недавно:

– Ну и ладненько! Пошутили, повеселились… хм, пора… и в самом деле с делами разделаться. – Осознав сказанное, почесал истинно по-русски затылок и пробормотал: – Пойду я за верёвкой и за лесиной. М-да… если сумею сам притащить…

И первым, даже раньше загремевшего вёдрами и устремившегося следом Пятницы, покинул расположение лагеря. А я грозно нахмурился, уставился на девушку и приступил к допросу:

– Ну и с какой стати ты решила спровоцировать кровопролитие между нами?

– Не заметила малейшей капельки крови в данном месте. Да и разве можно спровоцировать размолвку между истинными друзьями?

И смотрит на меня так наивно-доверчиво и кротко. Я даже растерялся чуток. Ведь, в самом деле, ничего плохого не случилось, всё вроде нормализовалось…

Хотя… какого чёрта?! Ничего ведь не нормализовалось! После случившегося я уже никогда не повернусь спиной к этому гнилому рыцарю-паладину!

Или эта кобра меня пытается загипнотизировать? Это она зря!