Я же ничего не знаю о состоянии ее здоровья. Червячок вины грызет все сильнее, все чаще вспоминаются деньки, когда я разрабатывал план захвата Рашида. Знаю, что у нее толпа других врачей, знаю, что не зайди исследования в тупик, Мурзалиев сопротивлялся бы куда активнее, но иногда логика бессильна. Особенно если дело касается человека, забравшегося под кожу.

Да, если сильно придираться, то мне по статусу не положено проявлять интерес к своему доктору, но любовь до гроба существует только в сказках для маленьких девочек, а всю жизнь бегать от соблазнов невозможно.

Я женился в двадцать один год на дочери одного из главных партнеров отца — разумеется, с полнейшего одобрения родителей. Нравилась ли мне Вера? Безусловно. Замечательная девушка из не менее славной семьи. Когда-то казалось, что это любовь, хотя, почему бы и не она? Не знаю, никогда не зацикливался на определениях. Сейчас Вера постдок в Университете Фраунгофера, коллаборация с которым сделала нашим семьям рекламу лучшую, чем любое российское инвестирование [постдокторантура — научные исследования, проводимые ученым в первое время после присуждения степени. Ориентирована на получение научных результатов и публикации в высокорейтинговых журналах (с высоким impact-фактором), а не преподавательскую деятельность], но также это означает, что в последние четыре года мы виделись не слишком часто. Отпуска, праздники и некоторые уикэнды — вот и весь мой брак. Разумеется, увлечения случались, и даже серьезные, но они проходили, а уважение к Вере — никогда. Ни разу не было мысли разорвать с ней отношения, и смысла поднимать деликатный вопрос я не видел. О ее грешках предпочитаю не знать, и свои переваливать не собираюсь. Так проще, ибо мы всего лишь люди.

И Жен пройдет, я в этом более чем уверен. Сейчас она так далека, недостижима. Я ее не видел, ни в какой иной ситуации рассчитывать на ее общество не имел бы права, но это изменится и забудется. Чуть перегнул палку, объявив о благотворительном вечере, только ничего криминального в виду не имел. Громкие слова тянут на некую претензию, и она справедливо испугалась, но я не хотел к чему-либо принуждать своего доктора, и должен сказать об этом. Я даже не уверен, что решился бы сблизиться. В смысле, уверен, что это было бы восхитительно, но не в пузыре живем, и неприятности тоже не дремлют.

Ситуация с пропажей разрешается внезапно и весьма обнадеживающе, потому что в палате появляется слишком большое количество людей, которые редко собираются в одном помещении все вместе. Это... неужели операция?

— Доброе утро! Итак, Кирилл Валерич, как себя чувствуете? Надеюсь, хорошо. — Капранов просто непозволительно бодр, но это обнадеживает. — Сегодня сделаем анализы, и если все будет хорошо, то во второй половине дня вас прооперируем. Елисеева, вперед...

Поверить не могу, даже слов не находится, а Жен уже начинает:

— Операция пройдет под местным наркозом, поскольку гематома маленькая, то и трепанационное окно будет небольшим. До основного этапа вмешательства вы будете под медицинским гипнозом и ничего не услышите и не почувствуете.

— Но как, если Кирилл слеп? — испуганно спрашивает мама, явно представляя себе фокусника с гипнотической спиралью.

— Он медикаментозный... — поясняет Жен. — Не переживайте. Это в любом случае предпочтительнее общего наркоза и позволит хирургам продвигаться вглубь мозга максимально безопасно. Наилучший из возможных вариантов.

— И когда я начну видеть?

— Точную цифру назвать невозможно. От нескольких часов до нескольких дней.

— Что ж, я всецело ваш, — перебиваю, пока мама не перепугалась окончательно. Она лишь тяжело вздыхает. Волнуется. Отцу бы ее утешить, но на публике родители нежности не проявляют никогда. Они сдержанные и воспитанные люди, но, как по мне, чуточку слишком холодные. — Мам, все закончится очень скоро, — пытаюсь ее утешить сам.