Страшно симпатичным оказался ласкающий, виноватый жест Кати – несколько прислонила голову и погладила его локоть, – стандартный жест, но милым получился до невозможности. Некоторое время Виталий лежал молча, далее попросился звук:

– Понимаешь в чем дело, я женщин не люблю. То есть люблю, но не уважаю. Поэтому грубым случаюсь, ты имей в виду. – Виталий задумался. Пальцы его нежно шевелили волосы лобка Кати. – А вообще, я, пожалуй, обходительный, с вашим братом уживаюсь. Поколачивать, конечно, доводилось, однако опосля подарки дарю.

– Тебя женщины обманывали.

– Опять, – сердито выдохнул Виталий. – Я, похоже, тебе подарок не стану дарить.

Катя приятно, легкими засмеялась. Сказала:

– Ничего особенного, все обманывают. Женщина сугубо. Потому что она не лжет – женщина живет чувством, а чувства морали не имеют… И между прочим, в тебе женское есть.

– Женское? Во мне? – Виталий сердито фыркнул: – Ты, девка, двинулась.

– И ничего дурного. Скажем, что есть женская интуиция? Никто не ведает.

Виталий вспомнил, что поощрял собственные предчувствия, настырничал:

– Все вы, бабы – дуры, а если ты умная, то и дура, что умная.

Катя засмеялась:

– Отнюдь не так. Жизнь – игра, и все любят выигрывать. Отсюда мужики приветствуют женскую глупость… Я не дура и притом ущербная. Такое сочетание и нравится, потому что дает имитацию силы. Я часто наблюдала.

– Не дура, часто она наблюдала. Кому нравится упоминание о предыдущих? Мужики любят верных.

– Это вовсе ерунда. Верных хотят при себе – иметь. А предпочитают другое – ревновать, например.

– Слушать тебя, сплошное огорчение, уже потому что говоришь уверенно. Не дай бог еще и права, а право у бабы одно – лежать на раз.

Он шутливо взгромоздился на Катю, пошел целовать. Быстро и ненасильственно добрался до вожделения. Однако в процессе, увидев, как странно поползли зрачки Кати вверх, обнажив холодные бельма, невольно засмеялся и пришлось отвернуть голову.

Изладив, наконец, коитус и обзаведясь прострацией, рассмотрел зуд спины – комары попользовались. Виталий сел, почесал очаги, пустился разглядывать Катю. Ладное, обработанное пронырливым лучом солнца и затейливыми тенями тело – лакомство неучтенного (вороватого?) взора. Затушевывался начинающийся жирок, гладкий живот нежно и распахнуто мерцал. Вдруг вспомнил, что недавно Катя его в женском заподозрила. Тогда грозно ответить упустил, а теперь возмутился:

– Ты говорила, женское во мне есть. Ну-ка, по буквам!

– Инстинкт хищника.

Виталий помолчал, хотел умное изобрести, но передумал:

– Слушай, вот ты смелая, дерзкая. Это от ущербности. У нас на зоне немой был – злой, собака.

Катя тоже села, наготы своей она не стеснялась (знает, дрянюшка, что лепо выглядит, подумал Виталий – мужички внушили), затеяла прибирать волосы:

– Какая разница отчего. У тебя натура мамина, так что теперь, ломать ее?

Сволочь, ласково подумал Виталий, и зачем-то набрался весельем:

– Нет, верно – ты злая. Я тебя, пожалуй, полюблю… – Виталий поглаживал спину Кати, имел шикарное самочувствие. – Ты почему про жену мою никогда не спрашиваешь? Вообще о семье?

– Тебе это надо?

– Слава богу, хоть один вопрос задала. Я думал, у тебя только ответы.

Катя опала, прижалась к Виталию, позвоночник стала гладить.

– А ведь я позже поинтересуюсь, ты расскажешь? – кошачьим получился голос. Им же было спрошено: – Тебе со мной понравилось?

– Как с родными повидался, – последовал умиротворенный ответ. И все-таки она баба, хозяйственно и пригоже подумал Виталий.

Гуляли. Было благостно вести Катю – собственнически повисла на локте, пальцы ее играли, то ослабевая и прилежно тепля кожу мужчины, то резко, но опрятно напрягаясь. И сам Виталий соответствующе либо примораживал, либо делал резвее поступь. Резонно журчала водица, путаясь в мелком, каменистом и задорном русле. Солнце было перпендикулярное, и ели располагались ответственно и зелено. Было удобно поминутно поворачивать голову к Кате, шла сбоку-сзади, смотреть в ее лицо и улыбаться.