Долго стоял на берегу, потрясая кулаками, грозясь своему врагу, проклиная смертным проклятием родную дочь, оскорблённый отец».

Как это обычно бывает, в таких историях, жестоко несчастна была в браке обманутая проходимцем невеста:

«Зло насмеялся, выгнал её из дома развратный молодой офицеришка муж. До самой смерти, так и не добившись прощения от разбитого параличом отца, скиталась она по чужим людям с ребёнком на руках. Даже на смертном одре, когда, прося о пощаде, припала дочь к холодеющей руке, не простил её умиравший отец. Всё своё состояние завещал он сторонним людям. У отцовского смертного одра ещё раз услышала она его последнее слово: – Проклинаю!».

А «атласная белая туфелька», бережно хранимая дедом Филимоном, якобы находящаяся в музее (которого нет и в помине) и трогательный рассказ о несчастной поруганной женщине, ещё и тогда, в раннем детстве, производили на меня неизгладимое впечатление. Какой-то урок я, наверное, мог вынести и из других многих рассказов бабушки моей…

Рассказывала, например, всем известную в старые времена байку: что зимой на базаре в райцентре купеческие ямщики (тоже продувной народ), увидев подвыпившего простодушного мужика из глухой деревни в овчинном тулупе, с восхищением глядевшего на почти городскую роскошь, как бы не обращая на него внимания, начинали между собой таковский громкий разговор:

– Знаешь, у этого мужлана деревенского на левой ноге шесть пальцев! —

Услыхав, что разговор идёт о нём, всё так же широко улыбаясь, мужик останавливался и прислушивался.

– Шесть пальцев? Не может быть? —

– Да у них же в глуши все люди – не люди… И точно у этого шесть пальцев.

– Ах так, туда твою так! – вмешивался в разговор ямщиков тот мужик. – У меня-то шесть пальцев? Пять, как у людей! —

И простодушный мужик начинал разуваться на морозе, долго распутывал портянки свои, выставлял на мороз голую ступню с шевелившимися пальцами, и торжествующе говорил:

– Считай сам: пять! —

Ямщики даже не усмехались, и первый, так же серьёзно и по-прежнему не обращая внимания на мужика, оставшегося на морозе в одной обуви, говорил соседу:

– Значит я ошибся: не на левой ноге у него шесть пальцев, а на правой… —

Доверчивый мужик, чтобы убедить злостно смеявшихся над ним купеческих ямщиков, снимал обутки и с правой ноги, оставшись на снегу босой. Тогда и начинали насмехаться над ним злобно шутившие ямщики, доводя чуть не до слёз простодушного мужика…

– — – — – — – —

Чтобы остаться в деревне, в месте своего детства, я устроился в лесопитомник-заказник и пошёл рубить делянку – очищать лесной квадрат. Нам пришлось валить выросшие тут деревья. Когда-то на делянке были повалены все строевые сосны, а не удосужились почистить место до конца и выросли там берёзы и откуда-то взявшиеся клёны.

Вальщиков в нашей бригаде было мало, и я тоже взялся за пилу.

Но вальщик из меня не получился, а потому валить большие деревья взялся местный пожилой мужик из соседней деревни.

Пока суть да дело, я было отвернулся и отвлёкся, смотрел на другую сторону делянки, где гулко стучал топор, обрубая сучья, там готовили брёвна к отправке. И тотчас гулко ухнуло, рядом падая, дерево. Я тогда потерял сознание от удара толстой ветки по голове.

Очнулся я уже рядом с «каретой» скорой помощи, куда меня переносили на носилках. Оказывается: скорая была вызвана на делянку с района сразу и дежурила, это директор леспромхоза знал, что бывают аварии при том, когда нанимает постороннюю бригаду, из посторонних людей.

Я очнулся и слышал разговоры сопровождавших меня до больницы двух мужиков с врачами и медсёстрами: