Это было мое первое потрясение. Потом БДТ – потрясение. И всё. Театр навсегда. Почему? Как это происходит? Наверное, регистры в душе открыты на это. А почему на это? А потому что я от этого больше всего удовольствия получаю. Театр сильнее жизни. Эмоционально он сильнее дружбы, любви. Испытываешь такие чувства, такое наслаждение, сильнее которого испытать невозможно. Ну, если только вокруг Луны облететь без скафандра. Кстати, меня всю жизнь преследует сон, будто и в самом деле летаю вокруг Луны. Реальный сон… И вижу оттуда Землю. Классически выпуклую и окутанную не менее классической голубоватой дымкой. Известную всем нам «колыбель человечества». Вот только не помню, залетал ли на темную сторону Луны. Наверное, залетал. Говорят, они там, наши души, на темной стороне нашего ночного светила.
Местный «Амаркорд»
Театр – главная моя пожизненная страсть. Но есть еще и кино. Киноискусство, в которое я тоже влюблен. И тоже страстно. Больше скажу: кино в моем детстве было главнее театра. Тут нет парадокса. Кино было в нескольких сотнях метрах от дома, а театр находился далеко. Я только потом вместе с мамой до него доехал и его магию ощутил. И вот на сцене я уже почти сорок лет, а на разных съемочных площадках почти тридцать шесть. В кино я тоже немало сделал с тех пор, когда первый раз в 1981 году пришел на съемочную площадку. Режиссер Александр Сурин снимал на «Мосфильме» фильм «Сашка» по одноименной повести Вячеслава Кондратьева: об одном из самых страшных эпизодов войны – сражении под Ржевом. Я играл юного лейтенанта Володьку. Человека, который не может себе простить, что, следуя приказу, положил весь свой взвод в бессмысленной лобовой атаке, а сам всего лишь только ранен. Очень трудная роль для начинающего актера.
А за много лет до своих первых съемок я, как все дети, ходил кино смотреть. Я уже говорил, что в нашем городе театра не было. Районный городок в Самарской области. Узловая станция; товарники, цистерны с нефтью, вагоны бревен, еще бог весть с чем. Чуть больше тридцати тысяч жителей. Таких городов в России тысячи и тысячи. Но мало где есть такая полноводная Волга. В детстве мы из нашей полноводной Волги в летнюю жару часов по шесть-восемь с друзьями не вылезали… Обычная провинциальная жизнь. Зачем в ней театр?
А кинотеатра в Октябрьске целых два: «Клуб имени Коминтерна» и «Мир». Они наполняли всю эту «обычную провинциальную жизнь» таким загадочным смыслом, который трудно передать. Один и с друзьями я ходил в оба: сначала фильм смотрели в кинотеатре «Мир», а потом его же в «Клубе имени Коминтерна».
Чтобы в кино ходить, нужны деньги. За встречу с искусством надо платить. Экономическое правило «всеобщего назначения». Мама давала десять копеек. А что такое десять копеек? Фруктовое мороженое в картонном стакане – семь копеек, стакан обожаемого мною томатного сока – десять. Хватало, иначе говоря, на синенький шершавый билетик на один детский сеанс. А ведь хотелось не на один, а на все, в том числе и на все взрослые. Билет на взрослый сеанс – уже двадцать копеек, а то и тридцать или даже пятьдесят… Поэтому бутылки собирал и складывал в домашнем подвале. Потом их сдавал. Чтобы были деньги на разные сеансы в «Клубе имени Коминтерна» и в кинотеатре «Мир».
По много раз смотрели одно и то же. Всегда так, как будто до этого ни разу не видели.
Бутылки, словом, сдаешь, билет покупаешь и оказываешься в зрительном зале. Под потолком медленно гаснет свет, и вот ты перед захватывающим действием на киноэкране. Твоя обычная жизнь теперь там где-то, за стенами кинозала. Куда-то пропадает, как будто нет больше в мире ничего, кроме происходящего на плоском экране, который теперь вовсе даже не плоский. Но вдруг пленка рвется, и действие прерывается. Тут же свист в зале, топот, крики: «Сапожники! Сапожники! Давай кино!»