– Почему же не можете? – мама смотрела на него непроницаемым взглядом. В её голосе чувствовался металл. – Вот здесь все необходимые документы. Вам же позвонили из Москвы сегодня.

– Анжела Викторовна, я всё понимаю, но у нас здесь свой порядок, который должен быть соблюден. С документами у Вас всё хорошо, приказ из Москвы поступил. Но всё должно делаться по процедуре. Мы в течение недели специальным армейским эшелоном отправим Вашего сына в Москву, там его разместят в части и затем отправят на лечение. Я не могу просто так отдать его Вам. Тут же нужно всё оформить документально, со справками. А у меня времени на это нет. Вы представляете, за скольких солдат я отвечаю? И это с нашей минимальной офицерской зарплатой.

Мама продолжала разговор и в какой-то момент сменила тон с жесткого и властного на мягкий и понимающий:

– Александр Георгиевич, я понимаю, какая у Вас сложная работа, сколько на Вас ответственности и какое множество бумаг Вам нужно обработать. Я со своей стороны хотела бы облегчить Вашу работу, как-то помочь…

С этими словами она достала из сумки заранее заготовленный пухлый конверт и положила его на край стола, продолжая разговаривать. Я внимательно следил за лицом капитана: при виде конверта его глаза заблестели. Вдруг он повернул голову и посмотрел на меня, я стремительно опустил голову и вперился глазами в пол. Не хотелось смутить его, чтобы он передумал.

– Да, да. Рад, что Вы меня понимаете, Анжела Викторовна.

Я краем глаза увидел, как капитан взял конверт, протащил его через стол и бросил в открытый ящик.

– Что же. С документами всё будет в порядке, мы всё оформим, не волнуйтесь. Можете забирать сына. Только ему нужно будет кое-где расписаться.

После этих слов я беззвучно выдохнул. Казалось, целая гора свалилась с плеч; я почувствовал себя на пороге свободы. Но мне не хотелось спугнуть удачу, поэтому, оставаясь на территории части, я, молча, покорно и послушно делал всё, что мне говорили. Я расписывался, мне возвращали вещи. Оказалось, что мой мобильный телефон и деньги, которые были при мне в момент задержания, куда-то пропали. Капитан поднял целую бучу, пытаясь их разыскать и найти виновных, но мама поняла, что это может занять много времени, и сказала, что нам больше ничего не нужно.

Мы вышли за ворота части, и в один момент оба, не сговариваясь, просто бросились друг к другу в объятия и заплакали. Я плакал от счастья. Раньше я просто не мог представить, насколько счастливым можно чувствовать себя просто от того, что ты принадлежишь себе, а твое тело и твои мысли принадлежат только тебе. Мама тоже плакала, потому что так сильно переживала за меня и одновременно так долго держала себя в серьезном и безэмоциональном состоянии, что, наконец, не выдержала. Так мы и простояли некоторое время, обнимаясь и всхлипывая. Нас отвлекли крики и смех из-за забора части. Я посмотрел в ту сторону. Над забором торчало несколько голов моих сослуживцев, как старослужащих, так и тех, с кем меня забрали. Они смеялись и кричали, что я маменькин сынок, что меня спасла мамочка, и сопровождали всё обильным матом.

– Не слушай их, пошли, – мама приобняла меня, и так мы отправились в противоположную от части сторону.

Я не обижался и не смущался. В эти минуты я действительно чувствовал себя маленьким беззащитным мальчиком, который хочет укрыться в теплых, комфортных и безопасных материнских объятиях, спрятаться в них от жестокого мира. Первым делом мама завела меня в какое-то местное кафе, решив, что я ужасно голодный и меня нужно покормить. Пережитый стресс отбил аппетит, но я делал всё, что говорила мама. Во мне как будто бы исчезла вся обычная дерзость и желчность, желание поспорить и оставить за собой последнее слово. Я был покорен, как ягнёнок. Сначала мы просто молча сидели за столом, взявшись за руки и ожидая, когда нам принесут заказ. Но потом сознание прояснилось, и я вспомнил про Славу: