Иоанну нравилось подолгу беседовать с Иланой, поражаясь тому, как она умела слышать его. Не навязать что-то свое, не защитить свою идею и не просто проболтать, а, напротив, смирить свои заботы и спокойно и с искренним интересом выслушать то, что думаешь именно ты. И пусть после этого она непременно высказывала и страстно отстаивала свою точку зрения, – сказать, что она не услышала тебя, значило обмануться. Вот это и поражало!

Как же часто можно встретить такого человека? Иоанн невольно задавал себе этот вопрос и, поразмыслив, так и не сумел вспомнить ни одного знакомого, кто был так открыт его словам. Да ведь людей, способных на этакое, наверняка единицы во всем мире!

Может, парень и преувеличивал таланты Иланы, а может, другие чувства добавляли восхищения этой девочкой, но это уже было не важно – важно было то, что она смогла удивить его, как никто прежде, и это удивление навсегда запечатлелось в нем. Не прошло и месяца, как Иоанн понял, что влюблен в Илану.

***

Перерождение на Храмовой горе

Иоанн обживался и привыкал к жизни в столице. Переехав в домик для прислуги и организовав там все по своему вкусу, он утопал в Божьей любви. С разрешения Аарона, он мог свободно заходить к нему в библиотеку и брать оттуда книги для изучения. Священника радовало пристрастие юноши. Он верил, что благодаря книгам тот сможет легче пережить серьезные изменения в своей судьбе. При Храме коэну приходилось иметь дело с молодежью, и он знал, как ранима душа в таком возрасте, сколько опрометчивых поступков свойственно совершать юным. Аарон волновался за парня. Иоанн же был рад отеческому отношению.

Изучая Писания и другие книги, он стал переписывать полезные ему вещи – мечта о собственной библиотеке давно жила в нем. У себя в Хевроне он бережно хранил те несколько свитков, что остались от отца, и теперь страстно желал преумножить свое сокровище. В то же время душа прониклась Святым Духом, и юноша уже даже привык слышать внутренний голос, который остерегал его от искушений и вдохновлял на духовный рост. Благодаря ему парень не мог думать об одиночестве.


Наступил Шаббат, и утром, после омовения в микве12, вся семья направилась в Храм. Иоанна бросило в дрожь, когда он приблизился к нему. Монументальное величие внешнего убранства, самой могущественной святыни того времени, взволновало парня до потери контроля над телом: когда он поднимался по ступеням арочного моста для священников, его ноги будто налились свинцом, и он с трудом мог их передвигать, голова раскалывалась.

– Хорошо, что папа – коэн, – весело сказала Илана, глядя, как толпы паломников и горожан теснятся у других ворот на гору. Они вместе вошли на Храмовую площадь и устремились под колоннадой по направлению к Антонии.

– Представляешь, – сказала Илана, обращаясь к Иоанну, который с трудом тащился позади, – Ирод создал большую часть этой горы искусственно. Под нами целый город с арками и лабиринтами, правда, папа?

– Правда, дочка, но давай не будем сейчас об этом, – ответил Аарон.

Строителей в субботу не было, но материалы и леса лежали кругом. Часть колонн уже была обработана и украшена прекрасным орнаментом, но большинство выглядело пока просто и незатейливо. Вдруг ближе к Храму под ногами появилась цветная мозаика, изображающая переход еврейского народа через Иордан с ковчегом завета. Впереди была арка с великолепными резными деревянными воротами. Вокруг искусно уложенный мрамор, отдающий вечностью, на котором изящно вырезаны заповеди с Моисеевых скрижалей, однако Иоанн даже не обратил бы на это внимания, если бы Аарон, поворачивая к Храму, не сказал: