– Да кто же вы такой на самом деле?.. – вырвалось у меня помимо моего сознания.

– Время ваших вопросов закончилось, мой почти плененный мастер, – вкрадчиво прошелестел сифейри. – Осталось совсем немного ждать. Вы проиграли. Но правила требуют исполнения всего ритуала. И я дарю вам мой последний вопрос. Подумайте над ним. У вас теперь будет много времени для этого. Я сказал вам, что неизбежность – основа моей правоты. А что же лежит в основании самой неизбежности? Ответите на этот вопрос – поймете, почему вы здесь.

Сифейри что-то еще сказал, но я уже не услышал. Я смотрел на замок. От него отделилась небольшая часть и черным узким языком устремилась к нам. Через пару минут я понял, что это что-то вроде раздвижного моста, перекинувшегося от замка до каменистой площадки, где мы с сифейри вели наш диалог.

– Ну вот и все, мой навеки плененный мастер, – весело промурлыкал сифейри. – Осталось только поблагодарить вас за приятно проведенное время и хорошую игру.

И хотел бы ему ответить, да уже не мог. Плотное, неведомо откуда взявшееся вязкое облако укутало меня со всех сторон, сковало невидимыми путами, спеленало, словно мумию, и аккуратно уложило на черный мост. Спустя мгновение меня уже несло с головокружительной скоростью по направлению к замку.

«Что же, план в конце концов удался, – пронеслось у меня в голове, – я все-таки окажусь в замке».

Чем хороша любая университетская кафедра, так это особой атмосферой. Наша кафедра философии этим тоже не обделена. Заходишь и чувствуешь – явно тут люди своеобразные. Простенько, не сказать – бедненько, но – уютно. Может, потому, что места мало.

Со стен смотрят надписи с цитатами великих, сделанные студентами прошлых лет на юбилей кафедры, да так и оставленные на месте с тех далеких пор. Тоже ведь история уже. Не отнимешь. У нас даже есть настоящая пишущая машинка. Сколько ей лет, никто не знает, но она так и стоит на столе как напоминание: все преходяще, а вещи – вдвойне. Вполне себе по-философски.

Господа из далекой Персии прибыли ровно к восьми утра. Тайна раздобыла где-то электрическую плитку и сейчас занималась приготовлением кофе. Вот умеет она все устроить. Не великие хлопоты, а людям приятно.

Гостям было где-то под шестьдесят. Оба смуглые, седовласые, один с небольшой залысиной. Одеты они были в обычные костюмы. С виду, в общем, люди как люди. Никакой экзотики.

Поздоровались они по-русски, но потом извинились и перешли на персидский. Того, что с залысиной, звали Али, другого – Хусейн. Хм, интересно, откуда они узнали, что у меня есть переводчик? А! Ильяс Раилевич, ну тогда все ясно. Хотя нет, не все. Какую роль во всем этом играют Институт и лично Ильяс Раилевич, хотелось бы прояснить. Очень хотелось.

Тайна налила всем свежесваренного кофе и уселась рядом со мной напротив гостей. Те поблагодарили, спросили что-то у Тайны, она ответила. Так беседа и завязалась. О чем они говорили, я, ясное дело, понятия не имел, но, думаю, о чем-то малозначащем. Может, о погоде. Восточные люди сразу к делу не приступают обычно.

Выждав пару минут, я выразительно посмотрел на Тайну и откашлялся. Пора было вступать в разговор. Настроение, впрочем, у меня было с утра затейливое, так что хотелось сказать что-то вроде: как дела на Плюке[1], но я сдержался. Вряд ли господа потратили столько усилий, времени и средств, чтобы услышать такое.

На самом деле я просто нервничал. У меня не имелось никаких предположений о том, кто они и что им от меня нужно. В том тяжелом положении, в котором я оказался после гибели Эдельвейс, у меня практически не было и минуты, когда бы я смог расслабиться и чувствовать себя в безопасности. Я всегда держался настороже и ждал чего-то нехорошего каждую секунду. Впрочем, мой