– Здоровья и миру тебе и дому твоему! – приветствовал хозяина путник.

– И Вам, милсдарь, – ответил хозяин. – Желаете эля или доброго пива?

– А что посоветуете?

– В наших краях семья моя давно славится тем, что у нас самое лучшее пиво! Мой прадед угощал своим пивом короля Ягайло и тот был очень доволен… С той поры и стоит здесь наша таверна, а секрет славного пива передается из поколения в поколение.

– Что ж, тогда давайте пива, – улыбнулся продрогший путник.

Гость наслаждался пивом, напиток и в самом деле был на диво вкусным и аромат от него исходил самый что ни на есть дурманящий. Ганс пил и все никак не мог утолить жажду, грелся у ярко пылающего камина и все сильнее ощущал холод. Любому другому это показалось бы странным, но Ганс так устал с дороги, что ни на что не обращал внимания, а лишь ближе протягивал к огню озябшие руки.

– Продрогли? – спросил чуть погодя пивовар, в который раз подливая гостю угощение да подавая жирный кусок жареного окорока.

– Да есть такое, – согласно кивнул путник.

– Так садитесь ближе к огню, кушайте-пейте, авось и согреетесь. А коли желаете, так могу принести Вам одеяло, – заботливо улыбнулся хозяин.

Ганс кивнул. Он ел и пил, кутался в одеяло и протягивал ладони к огню, но голод его и жажда становились все сильнее.

– Эй, гонец! – вдруг кто-то тронул Ганса за плечо. – А не сыграть ли тебе с нами в кости?

– Это можно, – улыбнулся Ганс, радуясь возможности вступить в игру. Вся усталость с него вдруг разом пропала, он вскочил на ноги и направился к столу, за которым сидели другие игроки.

Сели они играть, а Гансу карта шла, он выигрывал и выигрывал, а ему хотелось все больше, да больше. Все проигрались и из-за стола вышли, один только игрок и остался, вот и говорит он Гансу:

– Я долгой игры не терплю, давай ставь все, что есть на кон!

– Хорошо, – отвечает Ганс и высыпает из кошеля все, что было. Да случилось так, что среди прочего была одна монета серебряная. Едва коснулась она стола, как смотрит Ганс, а то и не стол вовсе, а гроб, не одеяло на плечах у него вовсе, а кожаный мешок и нет вокруг ни одной живой души, лишь черепа с пустыми глазницами скалятся, да челюстями щелкают…

– Что же ты, пес окаянный, наделал?! – вскричал тут хозяин таверны.

Оглянулся на него Ганс, а перед ним Йохан Шмидт стоит. Тот самый, который почитай годков 20 уже как почил, да только не упокоился – палач из Клодзко труп несчастного пивовара похитил прямо из гроба, положил в кожаный мешок да и продал кому-то за сотню гульденов… С той поры и скитается бедолага Ясек-Птасек по лесам да весям, людей пугает, да отнимает у них добро, честным путем нажитое.

Тут бы и конец нашему Гансу, да благо, что забрезжила заря, закричали где-то петухи, бросился гонец прочь из таверны, пока не уволокла она его на ту сторону, в мир духов. Вовремя успел выбежать, да только о порог запнулся и одна ступня за порогом осталась. С той поры Ганс охромел и ни перед кем сапог не снимал.

***

Бывший советник Монтесумы Второго Куитлауак умирал. Неизвестная болезнь, привезенная испанскими поработителями с берегов Старого Света, пожирала тело отважного война. Он боролся с ней, как мог, но сил у него явно не хватало. В последние часы у ложа умирающего собрались его близкие, сановники Теночтитлана и наследный принц Куатемок, которому вскоре предстояло стать последним свободным тлатоани4 империи майя.

– Куатемок, – слабым голосом позвал умирающий. – Поклянись мне, что ты продолжишь мое дело и сделаешь все возможное для защиты нашего народа.

– Клянусь, великий! – ответил принц, опускаясь на колени у смертного одра Куитлауака.