Владелец «девятки» опешил: он наверняка ожидал услышать совсем другую цифру. Похоже, так с ним еще никто не торговался.
– Это твоя последняя цена?
– Нет, не последняя. Мое следующее предложение будет еще на двести долларов меньше.
Воскресный день заканчивался. Покупателей было уже намного меньше, чем выставленных на авторынке машин. До следующих выходных здесь будет затишье. Не знаю почему, из-за нежелания ждать еще неделю или под напором Стаса, но продавец вдруг согласился:
– Ладно, забирай за четыре тысячи сто.
– Но при условии, что ты оставишь магнитолу.
Мы быстро переоформили машину, рассчитались и вместе со Стасом поехали отмечать покупку. Я предлагал ему сто долларов честно заработанных комиссионных, но он категорически отказался:
– На машину так все равно не накопишь.
Стас так же, как и я, недавно закончил университет, но другой факультет – физический. Как и большинство знакомых мне физиков, он великолепно разбирался в мировой литературе, не хотел работать учителем в школе, любил качественные вещи, но не имел на них денег. На авторынок он время от времени приходил просто помечтать. Так в один день у меня появились первая машина и лучший друг.
Кристина пошла на кухню помогать Иринке, а мы со Стасом уселись пить привезенное из Франции вино.
– Стас, я сегодня обманул клиента или нет? Я украл деньги или честно их заработал?
– То, что делаешь ты – это как минимум безобидно, – Стас смаковал вино и каждое свое слово словно перемешивал с густым ароматным напитком. – Играют словами, терминами, фактами очень многие. Врачи иногда скрывают настоящий диагноз, чтобы поддержать веру больных в выздоровление. А на следующий день они же придумывают ненужные анализы и процедуры, чтобы выкачать побольше денег из почти здорового человека. Меня очень занимают журналисты: никак не могу понять, кого они больше дурачат – самих себя или нас? Но больше всего лукавят юристы. Когда я иногда читаю детективы, то, если бы я был адвокатом, то всегда добивался бы оправдания главного героя, если бы прокурором – всегда отправлял бы его на виселицу.
В комнату вошла Иринка с большим серебряным блюдом, красиво сервированным куриным мясом и овощами. Она принадлежала к той исчезающей категории женщин, которые продолжают готовить дома, имея возможность этого не делать. Иринка неплохо зарабатывала, у них дома всегда была ее любимая черная икра и хорошее вино, они могли позволить себе каждый вечер заказывать еду из ближайших ресторанчиков, что иногда и делали, если Иринка задерживалась на работе. Но при любой возможности Иринка готовила сама, и готовила вкусно. Даже из обыкновенной курицы ей удавалось создавать кулинарные шедевры. Наедине со мной Стас не соглашался с моими восторженными оценками иринкиной стряпни, говорил, что у меня невзыскательный вкус, что я, став поклонником китайской кухни, окончательно потерял в его глазах свой кулинарный авторитет, но в глубине души гордился этими домашними ужинами, иринкиной суетой на кухне и самой Иринкой.
После ужина мы смотрели их парижские фотографии. На некоторых фотках Стас и Иринка целовались, умудряясь при этом во все глаза смотреть в камеру.
– Это нас японцы фотографировали, – Иринка вместе с нами всматривалась в фотографии, радуясь, будто видела их впервые. – Японцев в Париже уже наверняка больше, чем в Токио.
Иринку сложно было назвать красавицей, но даже в домашнем халате или в кухонном переднике она производила впечатление женщины ухоженной и знающей себе цену.
– Я неосмотрительно пообещала целовать Стаса за каждую интересную историю из жизни Парижа. Пришлось зацеловать его до полусмерти. Никакой романтики – просто выполняла свое обещание, – сказала Иринка, плюхнулась к Стасу на колени и весело и неромантично громко чмокнула его в щеку. – Я, дура, заказала кучу экскурсий по Парижу, а потом половину отменила, потому что слушать Стаса оказалось гораздо любопытнее да и дешевле