– Красивая упаковка для чего? – спросил я.

– Не понял?

– Если идеи уже не товар, а лишь упаковка, что тогда находится внутри упаковки?

Шеф плеснул себе виски. Он не хотел заканчивать этот разговор, но ему явно был нужен таймаут. Банкетный стол еще не был накрыт, в бильярд он уже всех обыграл, идти в парилку ему почему-то не хотелось…

– Все, хватит заумных разговоров. Лучшее средство против умных разговоров – болтовня раскрепощенных девчонок. Каждому по девочке!


Опять позвонил Стас. Он уже не говорит «привет». Его вполне устраивает мое молчание, потому что мое молчаливое согласие слушать Стас наверняка уже считает своим достижением и, пожалуй, так оно и есть.

– Когда у человека по-настоящему много денег, он перестает смотреть на ценники, – начинает Стас. – Понимаешь, такому человеку все равно, сколько стоит вон та бутылка вина, этот костюм или вот эта шуба для девушки. Представь, что для тебя ценники просто перестали существовать.

Одна из дверей открылась, и в холл быстро вошли семь или восемь девчонок, очень разных по росту и формам, но вполне симпатичных, в одних трусиках и лифчиках, а одна девчушка с обнаженной грудью, правда, на мой вкус, не очень красивой.

– А вот и девушки… Проходите, проходите… Ну, кто кому больше всего понравился?

Шеф явно был очень доволен своей идеей, и теперь, когда она стала столь эстетично материализовываться, он особенно чувствовал себя в своей особенной тарелке.

– Ты впервые в жизни купишь новую машину, а не подержанную, – слышу я голос Стаса. – Неужели тебе приятно каждый день садиться в кресло, пропуканное каким-то немецким бюргером?!

В ответ я сначала захотел обматерить Стаса, потом просто выключить телефон, а затем скорее почувствовал, чем понял, что Стас прав, и что мне и еще многим знакомым и незнакомым мне людям нечего из себя строить интеллектуалов и тонких натур, если такая грубость и зримость на самом деле производит наиболее сильное впечатление.

Краем глаза я еще раз взглянул на вошедших девчонок: самой высокой в этом гареме была Иринка.

– Человеку с большими деньгами никто и никогда не будет возражать, – будто гвоздь Стас вбил в меня эту фразу.

Иринка тоже увидела меня, повернулась чуть боком, словно стараясь чем-то прикрыться, и взглядом вылила на меня таз с помоями. Одной рукой я продолжал держать телефон, и голос Стаса продолжал звучать в нем, но уже не попадал вовнутрь меня, а второй я резко взял Иринку за руку, успел порадоваться тому, что никто не опередил меня, и повел ее по коридору, где, как мне казалось, должны были быть комнаты отдыха.

– Во Франции ты познакомишься с девушкой, которая похожа на Софи Марсо, а в Германии твоя подруга будет копией Клаудии Шиффер, – снова донеслось из телефона.

Я открыл дверь в небольшую комнату, в которой уставшая женщина в заляпанном халате резала что-то похожее на салат. Наверное, это была местная кухня. Я зачем-то хлопнул дверью, и резко потащил Иринку дальше по коридору. От рывка на мгновенье она споткнулась на своих высоких каблуках, но тут же длинным шагом догнала меня и уже сама крепко вцепилась в мою руку. Мы вместе будто от чего-то спасались.

– А еще я советую тебе обязательно хотя бы раз переспать с негритоской, – говорил Стас. – Уверен, что, если это однажды случится, твои дети будут мулатами.

В следующей комнате был только полумрак и одинокая постель возле высокого зеркала. Я закрыл дверь, и наши пальцы разжались. Иринка собралась что-то сказать или, быть может, закричать, и я почти с силой ладонью закрыл ей рот, ударившись о зубы. Не хватало еще, чтобы Стас сейчас услышал ее голос. Потом я тряс руку, чтобы усмирить резкую недолгую боль.