Переодеваясь в раздевалке и прощаясь с уже переодевшимися ребятами, я увидел сообщение в вотсапе от Моти. Там была претензия касательно не выполненного мной обещания. В прошлые выходные мы договаривались созвониться во вторник. А если быть уж совсем точным, то мы условились о моём звонке ближе к вечеру. И сие обстоятельство совершенно вылетело у меня из головы, и звонка позавчера не последовало.
Рослый и улыбчивый Мотя по паспорту не значился Матвеем. Мотей его почему-то с самого детства называл старший брат, бугай, в каком-то бородатом году ставший победителем то ли спартакиады, то ли универсиады по самбо, чем всесильно кичился при любой удобной и неудобной возможности. С какого именно возраста и почему Мотя стал Мотей, уточнений не было, но те семнадцать лет, что я его знал, он уже давно для всех был Мотей. По имени, указанному в свидетельстве о рождении, его называл лишь отец и люди при знакомстве первые пару недель. Что касается его матери, то она постоянно сюсюкалась с ним даже в присутствии других людей, чем часто вгоняла его в краску. В зависимости от настроения, для неё он был то «её хорошеньким», то той или иной породы кошачьим. Преимущественно «львёночком». Но для большинства коллег и даже для начальства он также был «Мотей».
«Блин, замотался, извини, Моть! Если будет время, подкатывай сёдня в восемь ко мне, пообщаемся и посмотришь заодно, как мешки в шахматы играют. Я с тренировки выхожу», – ответил второпях я.
Толковость Моти проявилась ещё в раннем детстве, и поэтому вместо «счастливого детства на улице», так восхваляемого и в полной мере испытанного его старшим братом, Мотю с шести лет отправили на секцию шахмат, благополучно заброшенную им в десять, после получения разряда кандидата в мастера спорта. Всё связанное с цифрами и структурированием материала для него было слишком просто, чтобы быть интересным. Утомить его не способна была даже работа ведущим программистом java в представительстве одной из крупнейших в мире IT-компаний. И он всегда оставался полон энтузиазма и сил «поделать что-то ещё». Например, помимо основной работы в компании он активно развивал свой стартап. Изобрёл совершенно новый формат материальных ценностей – электронные предметы искусства. Electronic Work of Arts или сокращенно e-WoA. И сейчас находился в стадии внедрения его в информационное пространство. Идея просто революционная. Помню, как перед встречей с инвесторами он тренировал презентацию на ничего в этом не смыслящем мне, рассказывая про кросс-платформенное программное обеспечение на базе технологии блокчейн, защищенное криптографическим протоколом SSL, и четырехступенчатую валидацию: Mining, Crafting, Investment, Trading. Суть задумки была в том, что на созданной им платформе генерируются электронные арт-объекты, имеющие формулы вероятности получения качественного уровня или что-то типа того. А потом, на опять же им созданной электронной бирже, они как-то продаются-покупаются участниками. И даже рассказывал про последующий вывод своего e-WoA на IPO. Короче говоря, подобные вещи находятся за гранью моего понимания. Но слоган его проекта я очень хорошо запомнил: «Будущее, наступившее уже сейчас». Мне тогда показалось, что звучит очень круто. И, насколько мне известно, тем инвесторам показалось так же, и они ухватились за проект как за золотую жилу, согласившись вкладывать в него какие-то просто сумасшедшие деньги.
– Точно! – осенило меня. – Я наконец-то понял, какие конкретные аспекты и грани развития личности других людей мне бы не хотелось видеть. Меня бы не устроило развитие их личности, способное ограничивать развитие моё. Допустим, чья-то возможность контролировать мою свободу действий. Или возможность другого человека взять желаемое мной. Противостояние всегда начинается при появлении конфликта интересов. Когда два человека начинают претендовать на что-то одно. А так как ресурсы в нашем социуме ограничены, то и конфликт интересов неизбежен. Вот и ответ!