Здесь, в саду, Роалль и отыскал сестру. Он был уже не так мрачен, как в предыдущие дни, и поразительным чутьем, всегда касавшимся брата, Рангхиль поняла: ярость его немного утихла. Теперь можно поговорить. Она встала и отряхнула ладони от земли и прилипших травинок.

Брат и сестра немного постояли молча, глядя друг на друга. Ранди не знала, как объяснить то, что происходило между ними в такие моменты, но она внезапно остро почувствовала и любовь Роалля к ней, и его гнев, и его растерянность. С ним, воином и мужчиной, впервые поступили так – не спросив его мнения, не уведомив о важном. Даже когда близнецы были детьми, отец старался посвящать их во все, пусть они не понимали половины того, что происходило. Так они учились тому, что замок и люди – это важно. Они учились, что важно доверять близким людям, ведь именно на них приходится полагаться в битве. И такой поступок Рангхиль брат едва не возвел в предательство. Но, к счастью, он все-таки не решил, что сестра предала его. Может, оттого, что знал: она поступает искренне, желая добра им обоим, желая добра всем.

– Больше никогда не поступай со мною подобным образом, – хмуро произнес Роалль, словно продолжая разговор. – Такие решения меняют судьбу рода, а я глава рода, и мне решать, что именно сделать.

– В свою очередь, тебе стоит думать быстрее, – парировала Рангхиль. Лишь легкое чувство вины омрачало ее совесть: Роалль действительно слишком затянул с решением, ему следовало сказать либо «да», либо нет»; но первое говорить не хотелось, а во втором случае Ранди непременно спросила бы, что он сам предлагает – и вот здесь таилась ловушка, своих предложений у Роалля не было. Оба близнеца об этом знали, а потому брат не стал отвечать на колкость сестры, лишь скривился.

– Что ж, если так, нам надлежит приготовиться к их визиту. Я вижу, ты уже занялась этим, в длинном зале никто и присесть не может, пока не сбегает к тебе за разрешением.

Роалль шутит – это уже хорошо. Главное, чтобы он теперь достойно принял гостей.

– Все будет так, как надлежит, брат. Я не уроню нашу честь.

– Интересно, какая она? – вдруг произнес Роалль и отвел взгляд, как будто заинтересовавшись цветением ромашек. Но вряд ли он вообще видел сейчас цветы.

– Этель Олдхам? – Ранди пожала плечами. – Надеюсь, что хороша собой, но если нет…

– Она все равно не сравнится с датскими женщинами, – упрямо произнес Роалль.

– Ты думаешь, все наши женщины в Дании и здесь, в Данелаге, сильны потому, что в них течет северная кровь? – усмехнулась Рангхиль. – Англичанки тоже умеют постоять за себя.

– Она, выросшая в монастыре, умеет ездить верхом, как ты? Сражаться, как ты? Хотя бы дерзить, как ты? – возразил Роалль. Ранди понимала его беспокойство, но ничем не могла ему помочь.

– Если Этель окажется неженкой, у тебя будет два выхода, брат.

– Жениться или нет? – оживился Роалль.

– Воспитать ее так, как нужно тебе… или по-христиански смириться.

В последующие дни Ранди глаз не спускала с брата. Вроде бы они заключили перемирие, и Роалль смирился с судьбой, но что-то в его поведении, жестах, словах заставляло Рангхиль сомневаться в этом. Смирение – не та добродетель, что присуща данам, и самая непонятная из заповедей бога, безмолвно умершего на кресте. А потому от брата можно было ожидать любых сюрпризов.

Однако, пока Роалль не выказывал никакого недовольства происходящим. Он пировал со своими людьми в длинном зале, ожидая приезда гостей, и с каждым прошедшим днем становился все более весел и дерзок. Рангхиль начинала опасаться, что брат не сумеет провести переговоры с Кенельмом так хорошо, как нужно. Роалль по-прежнему не хотел этой свадьбы. Он смирился, но не хотел. Не сделает ли он невольно чего-то такого, что оскорбит Олдхамов и окончательно превратит их во врагов? Ранди пыталась донести это до брата, но он, казалось, не слышал.