Теперь уже густо и прицельно. И крепкий, но несколько громоздкий щиток «максима» стал лучшей для них мишенью…

Пули засвистели над нашими головами, ударили в бруствер – и если по фронту метровой толщины снег все так же надежно держит горячий свинец, то по бокам мы не успели его как следует утрамбовать и подсыпать. Очередная пуля пробила насыпь насквозь – и ударила в противоположную стенку ячейки, где мгновением ранее сидел Прохор… Слава богу, тот успел вовремя прихватить и подтащить второй цилиндр с патронными коробами!

Еще несколько пуль вновь ударили по пулемету; от отдачи пошатнуло даже меня, сидящего на подушке-сиденье «хобота». Но самое страшное – это дважды раздавшийся громкий стальной лязг и последовавший за ним отчетливый звук льющейся воды…

– Все, братцы, приплыли. Они нам кожух повредили. Сейчас вся вода сольется, и на следующей же очереди перегревшийся пулемет даст клина. Слышь, Прохор, а у тебя еще гранаты остались?

– Никак нет, ваше благородие.

– Вот ведь… Молодец ты, что догадался взять пару штук. Нам-то чего не подсказал?

– Так я это, господин прапорщик, дежурил на складе, где «ручные бомбы» есть. Вон наш старший унтер и разрешил нам по две на брата взять – так-то мы с началом войны учили, как обращаться с «бомбой» капитана Рдутловского.

– Ну-ка, Прохор, а какого она года выпуска?

– Одна тысяча девятьсот двенадцатого, ваше благородие.

Понятно… Значит, РГ-12 получается…

– Вот что, братцы, сейчас они осмелеют и попробуют подняться. Я тогда выпущу сколько смогу патронов, а после все, придется уже из винтарей отбиваться. Так что вы это… Штыки примкните и проверьте, заряжены ваши «мосинки» или нет.

Бледный от страха Василий судорожно кивнул, с вновь задрожавшими руками потянувшись к своей винтовке, а Прохор, насупившись еще сильнее, решительно достал граненый русский штык, коий тут же начал прилаживать к стволу «мосинки». Красавец, не подает вида, что боится…

– Аллагу Акбар!!!

– А вот и наши голубчики!

Чуть привстав – так, чтобы видеть врага в прицельную прорезь в щитке, – я излишне крепко сжал рукоятки затыльника (нервы!), утопив гашетку до упора! Пулемет бодро выдал одну очередь, другую, вновь прижимая османов к земле, а из-за моей спины их встретил и дружный винтовочный залп… И турки вновь залегли, едва встав, вот только кожух станкача после двух очередей окутался предательским густым паром, выдавая неисправность «максима».

Может, плюнуть на все – да развернуться и тикать? Попрошу Прохора встать к пулемету – и этот решительный малый успеет дать еще пару очередей, прижимая османов к земле! Пока я под прикрытием его огня и парового облака благополучно доползу до армян…

Мысль со всех сторон удачная, но вот что-то помешало мне воплотить в жизнь этот «стопроцентный» замысел. Что-то такое в душе, что не позволило развернуться и бежать, бросив как бы и «ненастоящих» товарищей… Вот же предательская игра, выполненная настолько реалистично, что невозможно понять, живые рядом со мной люди или нет!

Если это все еще игра…

Как бы то ни было, пару мгновений форы я безнадежно и бессмысленно истратил на душевные метания. Залегшие турки вновь начали стрелять – и стрелять довольно метко и густо именно по пулемету! От греха подальше пригнувшись, спустя мгновение я замер от суеверного ужаса и истово перекрестился: в прицельную планку пулемета ударила пуля! Пуля, угодившая точно в прорезь щитка… Да еще пару раз лязгнул пробитый кожух, после чего пальба со стороны противника как-то разом стихла. Но уже несколько секунд спустя я разобрал топот множества ног – и одновременно с тем раздались истошные крики армянских дружинников, да зачастили выстрелы именно с их стороны!