Кстати о муже. Давненько Фарнаф не появлялся! Заваливал меня цветами, которые я выкидывала в окошко, а тут пропал. Сдается, не к добру. И герцогиня тоже слишком тихая, вежливая. Вчера заметила ссадину на моей руке, ни слова не сказала.

Размышляя о коварных планах семейства Эсамад, неспешно направилась к дворцу.

Возвращаться совершенно не хотелось, тем более меня ждала очередная отповедь о недопустимости «подобного поведения для королевской особы», но не сидеть же у пруда целый день!

Что там у меня дальше?

Скорчила трагическую гримасу.

Музыка!

Вот уже пять лет я безуспешно пыталась освоить клавесин. И так же безуспешно надеялась, что учитель оглохнет от моей какофонии. Но, увы, маэстро Питти упрямством превосходил меня, раз за разом заставлял играть гаммы и петь. Нет, вы представляете меня поющей? С башней из волос и цветов на голове, в голубом платье с оборками, трепетно прижатыми к груди руками. Именно такой, по мнению маэстро, я должна предстать перед подданными на дне рождения сестры. По мне, лучше умереть!

Я бы с удовольствием пропустила и музыку, но не могла. Алхена знала о моей нелюбви к искусству, поэтому неизменно выкраивала полчаса в своем напряженном графике, чтобы прийти послушать. Она тихо сидела в углу, не вмешивалась, только изредка бросала гневные взгляды, когда я, по ее мнению, капризничала.

Помяни сестру – она появится!

Притаившись за зеленой изгородью, наблюдала на Алхеной, прогуливавшейся с министром двора. Наверное, опять обсуждали, как сократить расходы, хотя, видят боги, они и так дошли до критического минимума.

Лишь бы меня не заметили! Одно дело, когда тебя отчитывают наедине, совсем другое – при посторонних. Ничего, проберусь во дворец через черный ход. На кухне давно привыкли, что младшая принцесса снует между печей. Лакеи тоже не обратят внимания, главное, чтобы я не мешала им играть в карты.

Поискав глазами тропинку к птичнику, заметила странного человека. Сначала я приняла его за садовника, но быстро поняла, что ошиблась. Мужчина держал вовсе не секач, а блокнот. Сгорбившись, прячась за кустами, он, оставаясь невидимым, следовал за Алхеной, записывал каждое слово.

Сердце забилось чаще.

Шпион! Но чей? Вряд ли Кентигерна: тот предпочитал действовать с позиции силы. Ничего, сейчас выясним.

– Стража! – набрав в грудь побольше воздуха, завопила я.

Плевать на выволочку, главное, чтобы мерзавца схватили.

Геройствовать не стала: вдруг у него нож? И что, мне веткой от него отбиваться, кулаками махать? Опыт показал, удача в этом случае не на моей стороне.

Шпион резко подскочил, обернулся. Каким взглядом он меня одарил! Мог бы, испепелил на месте. И бросился наутек. Я, разумеется, следом: когда там стража наконец проснется?

Он в розарий – и я в розарий.

Он через кусты – и я через кусты.

Славная вышла скачка!

И ведь я бы выиграла, догнала, если бы не проклятые юбки! Подол зацепился за гвоздь. Пока рванула на себя ткань, пока вырвалась из хватки деревянной шпалеры, шпиона и след простыл.

В досаде обшарила все вокруг – как сквозь землю провалился!

Тут и стража подоспела, к шапочному разбору. И тоже никого не нашла. То ли шпион был с кем-то в сговоре, то ли действительно умел летать.

На следующий день во время вечернего чая в гостиную без доклада вошел главный церемониймейстер и, склонившись над Алхеной, что-то возбужденно прошептал ей на ухо. По реакции сестры поняла: очередные дурные новости.

– Что случилось?

Отодвинув чашку, незаметно коснулась Алхены ногой под столом. Она вздрогнула, посмотрела на меня. В глазах на мгновение промелькнули страх и смятение.