Не опуская револьвер (осторожность никогда не помешает), подхожу ближе, чтобы увидеть глаза мужчины. Глаза закатились. Кроме этого, вижу, что грязь у него на груди очень похожа на засохшую кровь.

Убираю револьвер.

Мальчик, который все это время не спускал с меня глаз, садится на корточки – как собака рядом с хозяином. Преданная собака, которая думает, что хозяин немного полежит, а потом оживет и они пойдут дальше. Возможно, так раньше и бывало.

Но сегодня этого не случится.

Наклоняюсь и начинаю обыскивать карманы мужчины. Сначала брюки, потом наружные карманы пиджака. Ничего. Расстегиваю пиджак, чтобы обыскать внутренние карманы. Из-за крови это не так просто. От крови рубашка прилипла к груди и к подкладке пиджака. Кровь засохла, но не настолько, чтобы я не почувствовала характерный металлический запах. Некоторые зашивают в подкладку деньги или ювелирные украшения. Но не этот мужчина. У него практически ничего нет.

Вот чего у него нет:

у него нет фляги;

у него нет никакой еды;

у него нет ножа;

у него нет огнива;

и у него нет документов.

Возможно, его ранили в грудь, когда забирали документы. Всегда найдутся те, кто захочет завладеть твоими документами, потому что иметь документы, любые, даже фальшивые, лучше, чем не иметь никаких. Человек без документов, считай, мертвый человек.

И вот что у него есть:

телефон.

Не магнитно-индукционный телефон и даже не солнечный, а старинный смартфон. Из тех, которые заряжаются с помощью кабеля от стационарного источника энергии. Такие нет смысла воровать. Первое, что усваиваешь в дороге, – бери с собой только самое необходимое, все остальное – лишний груз. Но это не первый повстречавшийся мне старик, который не захотел выбросить свой смартфон. Похоже, старые люди верят в то, что когда-нибудь они все-таки зарядят свои телефоны и смогут посмотреть на фотографии любимых людей.

Или тех, кого когда-то любили.

– Он умер, – говорю я мальчику. – Он не встанет.

Мальчик смотрит на меня.

И в этот момент я понимаю, что фактически умер не один человек, а два. Мальчик не сможет пойти со мной. Да, он не сможет. Десятилетний Мохаммед совершил подобную ошибку, и это плохо кончилось.

Это закончилось в Замке.

Но и путешествуя в одиночку, мальчик проживет не дольше нескольких дней.

Теперь надо решить, что делать с трупом.

Закапывать – лишняя трата сил, но оставлять его на склоне холма, где я решила заночевать, тоже плохое решение. Место для ночлега хорошее: поваленные ураганом деревья защищают от ветра, а внизу протекает ручей. Я выбрала поваленное дерево, ближайшее к вершине холма. С этой точки я могу, оставаясь незамеченной, наблюдать за окружающей обстановкой. И это важно, потому что прошлой ночью я слышала дроны, этот звук ни с чем не перепутаешь. В Судане из-за их постоянного жужжания мы называли их «мохар» – москиты. Мне, можно сказать, повезло, я пока что слышала жужжание дронов-шпионов, а не тех, которые несут на себе пулеметы или бомбы. Дроны с оружием не жужжат, как москиты, они завывают и скрежещут, как металл под циркулярной пилой. Иногда я спрашиваю себя: как это – убить кого-то на расстоянии? То есть ты сидишь в удобном кресле где-нибудь в безопасном контрольном центре и просто нажимаешь на кнопку, как в видеоиграх в Прошлом. Что ты при этом испытываешь? Не думаю, что те же чувства, которые испытываешь, когда убиваешь кого-то собственными руками.

Нажимая на кнопку, ты не услышишь отчаянные крики.

Не услышишь последний хрип из горла твоей жертвы.

И у тебя не останется на руках труп, который надо захоронить.

«Только люди хоронят своих мертвых», – говорил папа.