На самом деле у меня было всё: любящие родители и брат, который тогда ещё не был придурком. Когда мама умерла, я поняла, что не ценила своё счастье. Годы ушли на то, чтобы перестать чувствовать боль. Когда Эдриан убил Майкла, внутри меня что-то сломалось. На протяжении нескольких месяцев я ненавидела убийцу моего брата.

Теперь я стою и смотрю на тело отца — и не чувствую ничего, кроме пустоты. Я даже не плачу. Смерть… больше не воняет.

Тело отправляют в печь и закрывают заслонку. Медленно моргаю. Скоро всё будет кончено. Мне выдадут урну с прахом и отправят домой.

Я не хочу держать останки отца на тумбочке или комоде. Я развею его прах. Так папа сможет соединиться с этим миром и не будет заперт в сосуде навечно.

Цинично? Не знаю. Мне всё равно, что подумают другие. Я так решила. И я это сделаю.

— Куда ехать, Нора? — спрашивает Андреа, когда я подхожу к машине, держа урну в руках.

— Я хочу к водопадам.

— Хм, — он озадаченно чешет затылок.

— Могу сама позвонить Боссу и спросить разрешения.

— Да, было бы лучше, если б ты договорилась сама.

— Хорошо.

Звоню Эдриану, получаю добро, и мы едем к моему месту силы.

— Почему тебя туда так тянет?

— Вряд ли я смогу объяснить, — смотрю на Андреа, но не вижу его. — Когда ты стоишь там, всё остальное блекнет. Все проблемы, всё живое и мёртвое — это пыль, фальшь, понимаешь? Нет, конечно. Я и сама до конца не понимаю этого, просто чувствую. Я не сбегала от вас, я просто поехала туда. Думала, что там смогу снова почувствовать себя живой. Думала, мне это поможет.

— Помогло?

— Не особо. Иногда мне кажется, что я умерла очень давно, но потом я вижу его. Когда он рядом, мне кажется, что я могу всё. Знаешь, я жива только потому, что услышала его голос в голове. Он кричал, чтобы я встала.

— Чей голос, Нора?

— Его голос. Дерека.

— Ты любишь его?

Молчу и тупо пялюсь на урну. Дурацкая расцветка.

— Любишь. И это взаимно, ты же в курсе?

Киваю. Да, хорошее ещё осталось в моей жизни. Все, кого я любила раньше, мертвы, но Дерек жив. И я хочу быть с ним. Неважно, что он мне хочет показать — это ничего не изменит.

— Он остановил меня сегодня.

— М?

— Я хотела сказать «да», у меня больше нет семьи, только вы, а он остановил меня. Хочет, чтобы я увидела его во всей красе, прежде чем отвечу.

— О… Ого… Э-э-э… Хм…

Кажется, Андреа в шоке.

— Необычно, — выдаёт он наконец.

— Я тебе не надоела своей болтовнёй? У меня рот плохо закрывается. Временами думаю, что он сломан.

Андреа смеётся.

— А ты забавная. Нет, Нора, ты меня не напрягаешь, я люблю поговорить. Уж не знаю, зачем он хочет тебе это показать. Могу сказать только: не пугайся сильно. Тебе он не навредит.

— Знаю.

— Но вряд ли понимаешь. Я первый раз вижу, что ему не наплевать. Правда не наплевать. После того как Босс тебя… ну то есть вы…

— После того как он склонил меня к сексу силой, — киваю я. — Давай называть вещи своими именами.

Андреа хмыкает.

— И что после?

— Дерек сказал нам, что если кто-то хотя бы косо на тебя посмотрит, то свернёт этому смельчаку шею.

— Поэтому все вдруг стали такими вежливыми со мной? Раньше меня никто из вас даже не замечал. Слушай, а скажи мне вот что: почему в вашей семье все такие красивые? Даже не так. Идеальные — да, именно так. Ну то есть… Я вчера была в доме Маттео, и там далеко не всех можно назвать красавцами.

— Одно из правил Босса: поддерживать хорошую физическую форму и не выглядеть как говно.

— Ого! А как же Кайл? Он… ну…

— Он консильери, ему можно. Если кто-то из нас отрастит такое пузо, Босс его отрежет, — Андреа смеётся.

Усмехаюсь и качаю головой. Юмор у них, конечно, тот ещё. Мы едем очень быстро, что меня начинает укачивать. Крепче сжимаю урну и включаю музыку. Не хочу, чтобы меня сморило. Смотрю на дорогу и молчу. Андреа тоже больше ничего не говорит.