Многие управляющие хедж-фондами предпочитали болтать со своими вкладчиками, легкомысленно пренебрегая рассылкой квартальных писем инвесторам. Бэрри не любил общаться с людьми лицом к лицу и уделял письмам первостепенное внимание, поскольку считал важной обязанностью информировать инвесторов о своих намерениях. В них он пользовался им же самим придуманной фразой, которой описывал сложившуюся ситуацию: «расширение кредитования с помощью специальных инструментов». Он имел в виду следующее: многие не могли позволить себе традиционные ипотечные кредиты, вследствие чего кредиторы постоянно придумывали инструменты, оправдывающие предоставление новых денег. «Было совершенно очевидно, что у кредиторов сорвало крышу и они понижали собственные стандарты с целью увеличения количества выдаваемых кредитов», – сокрушался Бэрри. Он прекрасно понимал истинную причину происходящего: кредиторы продавали кредиты таким компаниям, как Goldman Sachs, Morgan Stanley и Wells Fargo, которые объединяли их в пулы и выпускали под них облигации, которые затем распродавали. В конечном счете на покупку низкокачественных ипотечных кредитов шли, по его разумению, обычные «глупые деньги». Их изучением он тоже займется, но попозже.
Теперь перед Бэрри стояла тактическая проблема. Все транши низкокачественных ипотечных облигаций имели одну общую характеристику: их невозможно было продавать в короткую. Для короткой продажи ценные бумаги нужно заимствовать, а транши ипотечных облигаций такого типа были крошечными и недоступными. Вы могли их покупать либо не покупать, но возможность играть с ними на понижение отсутствовала – на рынке ипотечных облигаций просто не было людей, готовых сбрасывать их. Даже если вы были абсолютно уверены в печальной кончине рынка низкокачественных ипотечных облигаций, воспользоваться своей уверенностью вы не могли. Дома в короткую не продашь. Можно, конечно, затеять такую игру с акциями домостроительных компаний – скажем, Pulte Homes или Toll Brothers, – но это непрямой, дорогостоящий и опасный маневр. Цены акций могли расти намного дольше, чем выдержал бы кошелек Бэрри.
За пару лет до этого Бэрри открыл для себя дефолтные свопы. Они многих сбивали с толку, поскольку по существу представляли собой не своп, а страховой полис, как правило, на корпоративную облигацию с уплатой страховых взносов раз в полгода и фиксированным сроком. Допустим, по 10-летнему дефолтному свопу на $100 млн в облигациях General Electric вы платите по $200 000 в год. Ваши максимальные возможные потери составят $2 млн: $200 000 в год на протяжении 10 лет. Получите же вы максимум $100 млн, если в течение последующих 10 лет General Electric не выполнит свои долговые обязательства и держатели облигаций останутся ни с чем. Вы получаете $100 млн, а тот, кто продал вам дефолтный своп, теряет $100 млн. Это – асимметричная ставка, все равно что ставка на число при игре в рулетку. Максимальные потери – поставленные фишки; но если выпадает ваше число, поставленная сумма увеличивается в 30, 40 или даже 50 раз. «В моем случае дефолтные свопы устраняли проблему неограниченного риска, – поясняет Бэрри. – Если я приобретал такие свопы, потенциальные потери были известны заранее, а потенциальная выгода во много раз их превосходила».
Майк Бэрри был хорошо знаком с рынком корпоративных дефолтных свопов. В 2004 году он начал скупать страховые полисы на те компании, которые, по его мнению, могли пострадать во время кризиса на рынке недвижимости: ипотечные кредиторы, ипотечные страховщики и т. д. Но этого ему было мало. Кризис на рынке недвижимости мог привести к финансовым потерям, но не гарантировал банкротства этих компаний. Бэрри был нужен более эффективный инструмент, позволявший играть против сегмента низкокачественного ипотечного кредитования. Однажды в марте 2005 года Майкл Бэрри закрылся в своем кабинете, опустил жалюзи и уселся читать маловразумительную книгу о кредитных деривативах. И тут его осенило: дефолтные свопы на низкокачественные ипотечные облигации!