– Мучилась долго. Значит – не хочу ему сочувствовать – все, что он с ней делал, отражает то, что когда-то делали с ним. Ее страдания – кривое зеркало его прошлого. Странно, что никто не слышал ее криков…

– Алкоголь или наркотик для изнасилований, – пояснил Санин. – Оба делают жертву расторможенной, дезорганизованной или, наоборот, заторможенной, сонливой. В таком состоянии человек может вообще не кричать.

– Не напоминай! В теме по уши. – Портнов полгода распутывал серию изнасилований, жертвы которых помнили только, как пришли в бар. О случившемся позже догадывались утром по травмам промежности и синякам на лице. – Хочется верить, что она его хоть раз укусила или оцарапала.

– Поживем – увидим. – Санин явно предвкушал работу. Его взгляд коснулся порванного платья жертвы. – Его грязные секреты вам тоже расскажу.

– Самое противное, – скривился Портнов, – сперма в ней или на ней, в зависимости от того, как субъект достиг оргазма.

– Зато это помогает увидеть зацепку при опросе знакомых преступника или жертвы. – Армине сфотографировала разрыв белой ткани.

– Ольга Борисовна Воронова, – прочел Гуров на выброшенных в чистую урну у чугунной лавочки документах. – По паспорту двадцать семь лет.

В открытой двери бутика застыла, закрыв рот ладонью, рыжеволосая женщина с веснушчатыми полными руками, одетая в строгое платье-футляр без рукавов. Она, очевидно, услышала конец разговора оперативников и пыталась справиться с отвращением, вызванным им.

– Елена Андреевна Кузина, администратор. – Представившись, женщина нерешительно показала поднос с небольшим френч-прессом для кофе и вазочкой с мармеладом и пастилой. – Вот. Ваш коллега просил передать.

Армине приняла у нее поднос. Когда Кузина скрылась в дверном проеме, Гуров хмыкнул:

– До чего же заботлив отсидевшийся в окопе наш товарищ Крячко.

– И щедр, – хором согласились все.

Ирония Гурова объяснялась тем, что, пока он с экспертами и помощником мерз на улице, Станислав Крячко не спеша пил горячий шоколад с миниатюрными лавандовыми раковинами-безе в окружении барочной роскоши Petit Trianon, созданной лучшими дизайнерами Москвы.

Названный в честь любимого замка Марии-Антуанетты, свадебный бутик Юлии Паршиной ослеплял гостей свечением хрусталя и позолоты, увлекал причудливым узором порхающих жаворонков и вьющихся круглых, многолепестковых белых роз на обоях, обступал рядами воздушно-зефирных платьев всех оттенков торжественного белого, благородной слоновой кости, восхитительно непретенциозных ягодных, леденцовых, пастельных тонов.

Крепкому полковнику Крячко было тесно в розовом кресле с гнутыми ножками и подлокотниками. Он боялся задеть резной столик с вазой хрупких сиреневых тюльпанов и кэнди-баром с ванильными эклерами, профитролями и швейцарскими трюфелями. А еще показаться смешным двум портнихам, вышивальщице, кондитеру и пяти менеджерам по продажам бутика Petit Trianon. Девять миловидных девушек с каштановыми локонами и пухлыми губами, одетые в полупрозрачный мятный шифон с кружевом, хлопали ресницами в ответ на вопросы об Ольге Вороновой. Глядя на них в ответ, Крячко думал только об одном: «Как же складно ангелы врут!»

– Значит, в число постоянных покупательниц убитая не входила? – уточнил он вслух.

– Ну, покупала один раз какую-то мелочь, – пожала плечами первая менеджер.

– С год назад, – кивнула вторая.

– Длинные перчатки, кажется, – подтвердила третья.

– Нет, – поджала лаковые губы одна из портних.

– Мы ушивали ей голубое платье подружки невесты от Кенли Коллинз, – гордо заявила ее коллега голосом, в котором слышался снобизм творца, ставящего на место продавщиц.