– Какая прелесть! Чудесно! – воскликнула молодая женщина в ярко-красном пальто, рассматривая акварель на расстоянии вытянутой руки.

На длинном, серьезном лице Джонатана появилась улыбка – будто солнышко вышло из-за туч и засверкало всеми лучами. Она радовалась так искренне! Джонатан не был с нею знаком. Картину, которую она рассматривала, принесла какая-то пожилая женщина, возможно ее мать. Цена должна была бы быть на двадцать франков выше его первоначальной оценки, потому что рамку он сделал более дорогую, не ту, которую выбрала пожилая женщина (у Джонатана в запасе их было не так много), но он не придал этому значения и взял восемьдесят франков, как они и договаривались.

Потом Джонатан прошелся шваброй по деревянному полу и смахнул пыль с трех-четырех картин, выставленных в небольшой витрине. Сегодня утром он подумал, что у его магазина определенно неряшливый вид. Никаких ярких красок, лишь рамы всех размеров вдоль некрашеных стен, к потолку подвешены образцы дерева для рам, на прилавке – книга заказов, линейка, карандаши. В задней части магазина стоял длинный деревянный стол, на котором Джонатан орудовал своими пилами, рубанками и стеклорезами. На том же длинном столе лежали паспарту, которые он заботливо оберегал, большой рулон коричневой бумаги, мотки веревки и проволоки, тюбики с клеем, коробочки с гвоздями разных размеров, а на стенных полках, над столом, – ножи и молотки. В целом Джонатану нравилась эта атмосфера девятнадцатого века, без всякого намека на коммерцию. Ему хотелось, чтобы его магазин выглядел так, будто им заправляет искусный мастер, и это, похоже, ему удалось. Он никогда не завышал цены, заказы выполнял вовремя, а если запаздывал, то извещал об этом своих клиентов открыткой или по телефону. Джонатан знал, что люди это ценят.

В 11:35, вставив к этому времени в рамки две небольшие картины и прикрепив к ним фамилии владельцев, Джонатан вымыл руки и лицо под краном с холодной водой, причесался и приготовился к худшему. Кабинет доктора Перье был недалеко, на улице Гранд. Джонатан повернул висевшую на дверях табличку той стороной, на которой было написано «Открыто с 14:30», запер дверь и вышел на улицу.

Джонатану пришлось ждать в приемной доктора Перье, сидя рядом с отвратительным пыльным лавровым деревом. Оно никогда не цвело, не умирало, не росло и внешне не менялось. Джонатан сравнил себя с этим деревом. Он снова и снова пристально смотрел на него, хотя пытался думать о другом. На овальном столике лежали старые зачитанные журналы «Пари матч», но на Джонатана они производили еще более гнетущее впечатление, чем лавровое дерево. Джонатан знал, что доктор Перье работал еще и в hôpital[4] Фонтенбло, иначе было бы глупо доверяться врачу, который работает в такой захудалой дыре, и уж тем более отдавать ему на откуп вопросы жизни и смерти.

Появилась сестра и поманила его пальцем.

– Так-так, как там мой интересный пациент, мой самый интересный пациент? – проговорил доктор Перье, подавая ему руку.

Джонатан пожал ее:

– Чувствую себя неплохо, спасибо. Но как насчет… я имею в виду анализы, которые сдавал два месяца назад. Не очень хорошие результаты?

У доктора Перье был озадаченный вид. Джонатан внимательно смотрел на него. Доктор Перье улыбнулся, обнажив желтоватые зубы под небрежно подстриженными усами:

– Что значит – не очень хорошие? Результаты вы сами видели.

– Но… я не очень-то разбираюсь в этом…

– Я ведь вам все объяснил… Да в чем дело? Вы опять быстро утомляетесь?

– В общем, нет.

Джонатан знал, что доктору пора обедать, поэтому прибавил торопливо: