– Она не видит, потому что не хочет видеть, – медленно проговорил Лазарь. – Думаю, после смерти жены Калим частенько душит зеленого змия. Знаете, у каждого пьяницы есть одно качество, за которое его неизменно любят дети, – иногда он бывает трезв.
Проговаривая все это, Лазарь не отрывал глаз от Марса, и тот принял все на свой счет. Улыбочка увяла, как водолюбивое растение в пустыне, на конопатое лицо набежали тучи.
– Квартира четырнадцать… – подключилась к разговору Дара. При виде потухшей физиономии Марса до нее тоже стало доходить. – Там никто не живет. И мы решили, что сосед – это плод ее галлюцинации. Мы подумали, что в квартире прячется ее болезнь. А на самом деле там пряталась…
– Чужая болезнь, – сказал Лазарь. – Вот что там было. Дело не в квартире – дело в тамбуре.
– В тамбуре? – переспросил Сенсор и тоже посмотрел на Марса. Раз уж все видят в нем ответ, который никак до него не дойдет, то, может, стоит приглядеться?
Теперь на мальчишку было больно смотреть. Под пристальными взглядами друзей парень совсем сник. Он явно не знал, куда себя деть, – глаза бегали из стороны в сторону, пальцы безостановочно теребили отвороты полосатой рубашки. Скорее всего, он не понимал и половины из того, что здесь говорилось, но от него и не требовалось этого. Как и все дети, он обладал врожденным даром интуитивно улавливать общее настроение происходящего, чувствовать его инсоном, а не умом. И то, что он сейчас ощущал, определенно не входило в список того, что Лазарь хотел бы опробовать на себе.
– Не в самом тамбуре. За ним. За дверью. Там, откуда приходит чудовище.
Калим никогда не напивался дома, но мог в любой момент заявиться «на рогах». А мог и не заявиться – тут уж как повезет. Лазарь снова включил воображение. Вот она ждет отчима вечером дома, час за часом. Вечер переходит в ночь, а его все нет. Она хочет спать, но боится уснуть. Ждет, прислушивается к каждому звуку на лестнице. Не стукнет ли дверь, не шаркнет ли нога? Вот грохнули дверцы лифта – и сердце в пятки. Нет, не он… Вот снова. Закружился в замочной скважине ключ. Сердце остановилось, притихло. Да – это он. Но кто – он? Какой из двух?
И так день ото дня. Пытка, к которой невозможно привыкнуть.
Наконец и до Сенсора дошло.
– Хочешь сказать, он напился… пришел и… и…
Лазарь еще раз посмотрел на Марса. Парень выглядел хуже некуда. Изумление, страх, стыд – все это изобразилось у него на лице, как если бы речь шла о нем.
– Да, – кивнул он. – Вспомни их приятную беседу перед «Гризли». В инсоне Яники подлинным Калимом был сосед. Он был соседом и был отцом. Знаешь, в драке с самим собой ты всегда обречен на поражение. Он боролся – и проиграл. Думаю, наяву он пытался сдержаться, возможно, гнал ее от себя… Но она не ушла. Понадеялась на его силу. И поплатилась… И если ты все еще сомневаешься, то давай спросим Дару. Знакомого в инсоне встретить нельзя, если ты не познакомился с ним там же, так?
Сенсор изогнул бровь:
– К чему этот каламбур?
– Валуев, Сенс! Калим показался Даре странно знакомым – мне тоже. Вот только похож он не на Валуева, а на нашего старого знакомца. Соседа, который преследует Янику, как легавая. Как зверь.
«Хрясь-хрясь-хрясь» – лесоповал с новой силой набирал обороты. Дерево валило дерево по принципу домино, открывая Лазарю все больше закономерностей, причем каждая новая порождала сверхновую.
– Все это косвенно, – отмахнулся Сенсор. – Отец в лагере. Ладно, допустим, Яника не видит в нем зверя. Но ты-то видел. Дара видела. Если настоящий Калим – тварь из соседней квартиры, то кто тогда раздает команды в лагере?