– А когда глотать? А то мне кажется, что я уже высосала из этого глотка весь вкус и во рту осталось только какая-то невзрачная водоподобная жидкость… Может, ее просто выплюнуть? Может, именно так, – выплевывая, – и надо пить вино? Я случайно не сделала открытие в дегустации вин?

– Если будешь издеваться, то я в вино подсыплю тебе яда!

– Лучше убивай меня долго, каждой каплей вина…

– Тогда можешь глотать. И не спеши тащить в рот всякую гадость, даже если это деликатесы. Почувствуй послевкусие…

– Я давно все проглотила – как иначе я могла бы с тобой разговаривать?! У меня уже через пару секунд во рту слюны было больше, чем вина, и, если бы я его не проглотила, то считала бы, что вино надо обязательно разбавлять слюной или даже желудочным соком.

Хотя более неблагодарного дегустатора было сложно себе представить, однажды я все-таки подарил Ириске бокалы для разных видов вина.

– Конструкторы бокалов рассчитали их форму таким образом, чтобы направить поток вина на правильные "вкусовые зоны". Вот эти широкие открытые бокалы для красного бургундского и розового вин заставляют наклонить голову, а бокалы с узким горлом для рислинга, шампанского, хереса, наоборот, вынуждают голову запрокидывать и вливать вино. Здесь спроектирована точка первого контакта вина с языком, что гарантирует наиболее полное и точное представление о вкусе.

– А при проектировании учитывалась длина моего языка? Мне вот это вино упорно не нравится. Может, оно не в ту точку языка попадает? Может, чтобы это вино мне понравилось, мне надо язык чуть подрезать?

– Думаю, язык тебе точно надо подрезать, но по другой причине…

Ириска улыбалась во всю ширину открытого бокала.

– В аромате вина важно почувствовать две линии: плодовую, идущую от виноградной ягоды, и танинную, пряную, которая происходит от кожицы винограда и дубовой бочки, – учил я ее жить.

– Я чувствую еще третью линию – привкус средства для мытья посуды! Кому-то кажется, что чем больше он бабахнет этого средства в бокал, тем чище он станет!

Я поперхнулся следующим глотком и отправился перемывать бокалы.

– Запомни, что сложные вина нужно оттенять простой едой, – с Ириской меня часто посещал менторский тон, но я даже не думал его избегать, подбрасывая Ириске очередной повод для ее незлобливой иронии и самоиронии.

Ириска согласна кивнула, сделала пару глотков массандровского муската и зачерпнула большой ложкой горку обожаемого ею салата с креветками. Я недовольно покачал головой:

– Сейчас лучше просто съесть кусочек сыра.

– Мускат – это сложное вино или салат с креветками – это сложная закуска?

– Пойми, чтобы насладиться именно вкусом вина, то в принципе не надо налегать на еду. А если хочешь есть, то легкое столовое вино должно стать только фоном.

– С тобой я непременно стану толстой алкоголичкой!

Однажды она задумчиво спросила:

– Чем больше знаешь про вино – тем оно вкуснее: это я уже поняла. С человеком также?

– С хорошим человеком – так же…

Хотя Ириска внимательно слушала мои нотации о том, как лучше пить вина, и была на самом деле не прочь погурманствовать, она регулярно забывала переливать заблаговременно вино в графин, покупать нужные сорта сыра, а иногда даже не охлаждала заранее белое вино до нужной температуры, что ставило под реальную угрозу кулинарную ценность предстоящего ужина. Но у нее всегда находилась для меня улыбка в ответ на любые звуки моего ворчания, и эта улыбка действовала как хорошее чистящее средство на запекшуюся грязь. Ее неприхотливое невнимание почему-то никогда не воспринималось мною как личное оскорбление. Как-то я купил соковыжималку, чтобы каждое утро мы пили апельсиновый сок, но, если вдруг в доме не оказывалось апельсинов, то Ириска в удивлении по этому поводу лишь смешно пожимала плечами и выпячивала губки. На следующий день я покупал несколько килограмм апельсинов: так ее невнимание превращалось в мою заботой, что всегда ее радовало, и она делилась со мной полученной от меня радостью щедро и безрассудно.