– Ладно, – небрежно махнул рукой Михаил Павлович. – Откройте пока минеральную.
Официант ловко откупорил бутылку и налил воду в фужер. Отошел и встал в стороне.
Котенев оглядел зал. Обычная публика: приезжие из республик Закавказья, размалеванные девки, компания пожилых людей, видимо решивших отметить какое-то торжество, многие столики еще не заняты. Сам зал – длинный, стеклянный, неуютный – напомнил ему зал ожидания аэропорта. Сравнение царапнуло по душе, вновь вызвав мысли о Виталии Манакове, – ведь дурака поймали именно в аэропорту.
Закурив, Михаил Павлович поглядел на часы – неужели прошло всего десять минут? А показалось, что прошла чуть не вечность, так медленно тянется время.
За окнами сновала бойкая московская толпа, по проезжей части проспекта неслись автобусы, плыли переполненные троллейбусы, у стеклянных павильончиков остановок возникали стихийные очереди на посадку в транспорт.
«Все правильно, – покуривая, усмехнулся Котенев, – чисто русское изобретение – очередь, возникшая практически везде и всюду. И полное бессилие перед кастой жрецов очереди, раздувающих и создающих ее, поскольку нет никаких прав. Не записаны они в законах. Вот и встает народец в очередь на квартиру, детский сад, зимние ботинки, пошив платья, за сахаром и мылом. Стоит, думает, мрачнеет и идет переплачивать, чтобы без очереди. Умные люди на этом уже целые состояния сколотили. Пусть говорят, что на людском горе, слезах, пусть говорят те, у кого нет состояния. Очередь у всех нравственность давно искалечила: у тех, кто берет, и у тех, кто дает. И даже у создающих очереди. М-да, но сколько можно ждать этого Луку Александриди? Время зачастую дороже денег».
Михаил Павлович знаком подозвал официанта – теперь ясно, над ним подшутили и заставят раскошелиться за роскошный ужин. Кто бы это мог сделать: Рафаил или Саша Лушин? Как близкие и наиболее доверенные компаньоны, они знали телефон квартиры Ставич, правда, никогда туда не звонили, но разве не могла им в голову прийти шальная мысль позабавиться, причем, с их точки зрения, совершенно безобидно. Ну, если они так развлекаются, то заплатят ему больше, чем стоит ужин.
К удивлению Котенева, официант взять деньги отказался:
– Все оплачено, не беспокойтесь, пожалуйста. Заходите к нам еще.
– Непременно, – мрачно пообещал Михаил Павлович, поднимаясь из-за стола.
Времени половина восьмого, даже без двадцати восемь, сколько еще можно ждать? Если Александриди так надо с ним увидеться, пусть приходит вовремя. В следующий раз Котенев не поддастся на подобные провокации, а если грек снова позвонит, то пошлет его подальше вместе с предложениями.
Через заполнившийся посетителями зал он шел неспешно, втайне надеясь, что Александриди вот-вот объявится, подойдет с извинениями, – любопытно все же, чего он хотел? Котенев даже постоял немного в дверях, наблюдая, не направится ли кто к оставленному им столику? Но увидев, что официант начал собирать посуду, вышел в вестибюль. Тут же мелькнула другая мысль – надо было бы съесть горячее, чтобы не ужинать дома и не давать Лидии возможность долго высказывать свои неудовольствия.
Остановившись на ступеньках ресторанного подъезда, Михаил Павлович достал сигареты, закурил и хотел уже сойти вниз, но увидел остановившуюся около тротуара черную персональную «Волгу» и вылезающего из нее Сергея Владимировича Курова. Встречаться с ним не очень хотелось, но глазастый Куров его уже заметил, растянул губы в любезной улыбке и раскинул в стороны руки, словно готовясь обнять.
С Куровым приходилось встречаться и раньше, но эти встречи происходили на деловых совещаниях. Сергей Владимирович пользовался репутацией человека хозяйственного, делового, уверенно пробивавшего фонды и кредиты, не боящегося экспериментов и хозяйственного риска, чем снискал себе уважение руководства и других директоров, искренне завидовавших его хватке и умению всегда оказываться в струе. Близко с ним Михаил Павлович знаком не был – так, пару раз сидели в буфете за чашечкой кофе и сигаретой, обсуждая насущные проблемы и тихо жалуясь друг другу на неизбежные трудности, отсутствие валютных фондов и прочие неприятности.