Я сидел и вспоминал детали, которые Чарлз вынес за скобки. На самом деле мой двадцатилетний отец, работая сверхурочно, чтобы собрать побольше денег, упал с лесов и умер за три дня до свадьбы, а я родился восемь месяцев спустя. На самом деле моя молодая мать, узнав, что умирает от какой-то неизвестной болезни почек, забрала меня из школы в пятнадцать лет. Для своего возраста я был маловат, поэтому она отдала меня в ученики к тренеру скаковых лошадей в Ньюмаркете, чтобы, когда она уйдет, у меня был дом и кто-то заботился обо мне. На самом деле они оба, мои родители, были хорошими людьми, и Чарлз знал, что я так думаю.

Лакей принес следующее блюдо, какую-то рыбу, утопавшую в белом грибном соусе. Одновременно подали и мои космические деликатесы. Чтобы они не бросались в глаза, их принесли не в обычных тюбиках, а просто на тарелке. Милая миссис Кросс, я готов был поцеловать ее. Теперь я мог есть одной рукой, держа в ней вилку. А тюбик мне пришлось бы неуклюже прижимать локтем к груди. Я же в тот момент предпочел бы умереть от голода, чем вынуть из кармана левую руку.

Пухленькая миссис ван Дизарт была в восторге. Она совершенно искренне получала удовольствие от мысли, что вот сидит человек, фактически изолированный от гостей, одетый в несоответствующий костюм и откровенно презираемый хозяином. Со светлыми мелкими кудряшками, кукольными голубыми глазами и розовым платьем, расшитым серебряной нитью, она казалась сладкой, как сахарная глазурь. Но ее слова показали, что иметь под рукой мальчика для битья – ее обычное и желанное наслаждение.

– Бедные родственники – такая проблема, вы согласны? – сочувственно обратилась она к Чарлзу громко, чтобы я услышал. – В нашем положении, когда воскресные газеты только и ищут случая, чтобы вылить ушат грязи на богатых людей, мы не можем пренебрегать ими. Они даже платят этим родственникам, чтобы те говорили про нас гадости. Но особенно трудно, если кому-то приходится держать их в собственном доме. Допустим, не всегда можно посадить их за общий стол, но и заставить их есть в кухне… По-моему, лучший выход – поднос в комнату.

– Да-да, – кивнул Чарлз, – но не все они согласны с таким решением.

Я чуть не подавился при следующем глотке, вспомнив, как он маневрировал, чтобы заставить меня спуститься к обеду. Я понимал, что он ведет какую-то игру, и сгорал от любопытства, пытаясь догадаться – какую же? Несомненно, он заранее придумал способ, как уронить меня в глазах гостей. Зачем это ему понадобилось, в свое время он, конечно, объяснит. И у меня почти пропало желание подняться наверх и лечь в постель.

Взглянув на Крея, я обнаружил, что его зеленовато-янтарные глаза устремлены на меня. В них не светилось такое откровенное, как у миссис Дизарт, удовольствие, но оно там было. Я стиснул зубы. Довольно противно было любоваться этой вызывающей, дразнящей полуулыбкой. Я опустил глаза, потом отвел их в сторону и заставил себя отвлечься от нее.

Крей издал какой-то звук, нечто среднее между кашлем и смехом, и заговорил с Чарлзом о коллекции кварцев:

– Так разумно с вашей стороны, дорогой друг, держать их под стеклом, хотя для меня просто мучение смотреть на кристаллы издали. Это, кажется, жеода[3] на средней полке? Свет так играет, понимаете… Мне плохо видно.

– Э-э-э, – промямлил Чарлз, который, как и я, понятия не имел, что такое жеода. – Я покажу их вам. Если хотите, после обеда? Или завтра?

– Конечно сегодня. Терпеть не могу откладывать на завтра такое наслаждение. Кажется, вы говорили, что у вас в коллекции есть полевой шпат?

– Нет, – неуверенно ответил Чарлз.