– Вам что, господа и дамы, заняться нечем? – зарычал он. – Это что, ваше дело, спасать какой-то там город?
– Мы живём в этом городе, – возразил Михаил Жаров.– Мы здесь родились.
– С чем я вас и поздравляю, – ухмыльнулся географ. – Нашли, что спасать. Да пусть тонет! Он уже давно утонул. Завод «Амурлитмаш» стоит, подъёмно транспортного оборудования тоже, аккумуляторный на ладан дышит… Вам, что дальше перечислять? Даже от огромной швейной фабрики остались рожки да ножки. Я – учитель географии. Кое в чём соображаю.
– Вы говорите всё это, Никита Игнатьевич, с такой радостью, – просто заметил Игорь, – что просто… удивительно. У нас – беда, а вот у вас – праздник.
– Не праздник, а моя тоска. Ничего удивительного, Игорь, что вы ни черта не понимаете, – сказал географ. – Вы пока ещё дети. Нормальные люди давно уже уехали из этого города в Москву, в Краснодарский край и в другие места. А самые удачливые – в Америке или, в крайнем случае, в Германии или во Франции. А вы? Спасатели! Что б это было в последний раз!
– Наше свободное от занятий время, – заметил Олег Курдилёв, – принадлежит нам. Город у нас хороший. Мы строим самолёты, корабли, военные и гражданские, и многое другое… Не все заводы уничтожены.
– Пока не будет у вас в головах нормального представления о жизни и демократии, такой, как в США, – засмеялся Перфильев, – толку из вас не выйдет. Точнее, толк выйдет, а дурь останется. В России многие сотни бесхозных и никому не нужных городов, которые лично бы я не стал спасать.
– Почему же вы до сих пор не в Америке, Никита Игнатьевич, – поинтересовался Окунев, – если так ненавидите наш город, да и Россию?
– Я по натуре борец, Игорь, – серьёзно ответил географ. – Я нужен истинной демократии на этой огромной территории, где никогда не было и нет никаких хозяев. Ты же, боксёр, Окунев. Ты должен понимать, что такое борьба.
– Я это хорошо понимаю, – ответил Игорь, – поэтому, извините, борюсь и буду бороться с такими, как…
– Не стесняйся, договаривай, Окунёв, – ухмыльнулся Никита Игнатьевич. – С такими, как я, ты хотел сказать?
Окунёв промолчал, у впечатлительной Раисы по щекам потекли слёзы.
Перфильев приказал жестом всем семерым занять свои места. Ребята сели за свои парты.
– Вся Россия уже триста лет, как тонет, – продолжал свою линию географ. – А если кто её и спасёт, то это США или Западная Европа.
– Да что вы такое говорите! – крикнула с места Роза Иванова. – Никита Игнатьевич, у вас что, переутомление?
– Скажи спасибо, Иванова, что твой папа – шишка в городской мэрии, – географ хлопнул классным журналом по столу, – а то бы я с тобой не так поговорил. Пошли всё к чёрту из класса! Сорвали урок, негодяи!
До конца урока оставалось минут пять, поэтому ученики очень тихо и неспешно вышли из класса.
Довольный произошедшим Максим Колоратин жестом подозвал к себе Игоря. Окунев подошёл к нему и сказал:
– Говори, что хотел сообщить!
– У нас, между прочим, есть свой отряд. Он побольше вашего. Там парни из многих школ и училищ города. Человек тридцать.
– Хорошо, что вы, Максим, вышли на борьбу со стихией. Это правильно. Почему ты не сообщил об этом географу, а прикрылся нами? Ты же ведь знаешь, что он ультра либерал и его в городе считают сумасшедшим и провокатором.
– А мне приятно было напакостить вам. Но я со своими ребятами не город спасаю. Сдался он мне! Я повышаю своё благосостояние, как могу. Ха-ха-ха!
– Раньше сядешь, Максим, раньше выйдешь.
– О своей голове заботься, Окунёв. Я не о том хочу тебе сказать. Мне плевать на то, что ты там… боксёр и какой-то чемпион. Чтобы Тамару Завьялову я в твоей компании больше не видел! Уловил?