Потолок. На фоне белого виден только пакет с лекарством. Что это? Глюкоза? Антибиотик? Непонятно. Этикетка была приклеена с другой стороны.

Послышался звон колокольчика – всех дам гинекологического отделения звали обедать. Всё громче и громче, всё настойчивее.

Даша представила, как возле пункта раздачи уже состоялась неплохая очередь. Все хотели есть. У Даши не было кружки – а в столовой их не выдавали. Что, из ладошки пить прикажете? И вилок там не было – это она ещё утром заметила. Соль почти закончилась. Еле передвигающиеся женщины спешили отведать суп с перловкой – до Даши донёсся из коридора перечень небогатого меню.

Сто первая, вторая, третья.

Сила мысли способна творить с сознанием человека многое. Вот и Даше казалось, что с каждой каплей она становилась здоровее и спокойнее. Хотелось в уборную, но куда тут сбежишь?

По коридору пробежали медсёстры – они катили носилки в сторону операционной. Дверь её палаты была открыта – и многое можно было увидеть там: и с той, и с другой стороны. С одной только разницей: там люди ходили, здесь все лежали. Даше захотелось вдруг встать и пройтись немного по коридору, чтобы не успеть забыть – каково это, ощущать себя человеком.

Содержимое пакета уменьшалось на глазах. Рука всё не двигалась. Даша посмотрела на место прокола – она боялась, как бы шприц не вылетел из вены и не хлынула бы на пол кровь. Кому это надо? Никому. Там и обувь дорогая, и чистота полная.

Хорошо ли вставлена игла – останутся ли от неё синяки? Везде, где ставились уколы – они имелись. Остриё не походило на укус, оно походило на остриё внушаемого размера иглы, вот и всё. Два утром, два днём, что-то, наверное, ждёт её и вечером, и перед сном. Это называлось заботой. О Даше заботились, и ей это нравилось. Когда она перестала справляться сама, она передала свою жизнь в руки больницы – и всё спорилось, дело делалось, Даша жила, и ей не было страшно.

В коридоре стоял гам. В женском отделении никуда без разговоров, ведь хочется обсудить всё: кто ты, твои соседи, что вас привело сюда, стоит пожелать друг другу удачи, посетовать на что угодно. А в общем это шум и жизнь, но там, за дверью. Здесь только капельница.

Соседки Даши, две мамочки на сохранении (шёл их второй триместр) отправились в столовую, они обещали принести что-нибудь и ей. Третья лежала на операции. Даша ждала, когда больную привезут, и готовилась к её стонам, борьбе с проходящей анастезией.

Даму привезли. Она на самом деле стонала негромко и тяжело, хрипло дышала. Сёстры перенесли её с носилок на койку, обращались на ты.

– Мне холодно, – женщина не открывала глаз, её худощавое тело тут же покрыли одеялом. – Холодно, – не унималась она.

Даша приметила махровый халат над головой бедняги и решила: как только содержимое пакета целиком войдёт в её кровь, она накроет им соседку и отдаст своё одеяло – оно было ей ни к чему.

Соседка хрипела. Её оперировали долго: два часа. Тут многих оперируют, лифт работает часто.

Капля, ещё одна – вот уже половина осталась.

Даша появилась в палате впервые в пять часов утра – ей велено было идти спать. Она открыла дверь: там отдыхало три существа. Темень кромешная, но свободную койку она всё же распознала и медленно направилась к ней. Внизу всё отходило от семичасовой боли – хотелось поскорее лечь. Как можно, никого не разбудив, приготовить себе постель? Она решила, хватит наволочки и простыни, а раздеваться она не будет, так что обойдётся без одеяла.

Так лучше. И вдруг Дашу накрыло – это было одно из лучших мгновений в её жизни. Телефон не работал, здесь её никто не знал, только как поступившую недавно некую Крапинину. Это потрясающе – бок проходил, обезболивающие действовали быстро. Даша посмотрела наверх – а там окно с ночью. Падает снег и далеко брошена одна единственная звезда. На подоконнике стоит букет белых астр, таких невинных и чистых, насколько они могут быть таковыми в отделении гинекологии, но цветы под звездой выглядели чудесно. Тишина, организованная дружно тремя её соседками, раннее утро, холод за окном и эти цветы внушали невероятное спокойствие и дышали свободой, свободой от всего.