Этот смешной человек?
То задыхается в споре,
То прикоснется к вину,
Ребе копается в Торе,
Пальцы макает в слюну.
Он и старик, и ребенок -
Рыжебородый аскет.
Ребе, зачем вам приемник
И электрический свет?
Ребе, ташкентский мессия,
Школьный учитель, пророк…
Это не Рим, а Россия.
Это не дьявол, а Бог.
Ташкент, 1971 г.
ОТПУСТИ НАРОД МОЙ!
И воск в ушах расплавился б уже
От стона: "Отпусти народ мой!"
Вы не найдете зла в моей душе.
Но сам я волк, искусанный, голодный.
Прислушайтесь, какой во мне вулкан:
Я небо мог бы высветить безумьем…
Вы встретите рассвет, а я обман,
Обман по воскресеньям и по будням…
Прислушайтесь, как все во мне скулит:
Я на ночь надеваю амулеты
И проклинаю всех, кто сладко спит,
Кто видит сны и верует в приметы.
Когда бы подал ясный знак мне пес,
Что дом мой в тягость, свет ему не светел -
Я б на руках туда его отнес,
Где был бы он счастливейшим на свете.
Но я не пес, не камень и не раб,
Я каждый шаг свободы вымеряю.
И для меня все страны, как этап
К освобожденному Синаю.
Ташкент, сентябрь 1971 г.
ЕВРЕИ
Гасят страсть и зажигают свечи.
Бог един – и нет других богов.
И глаза без устали калечат
Копьями остроконечных слов.
Азбука искателей разгадки,
Миру нужен твой лукавый плен.
После пыток, как напиток сладкий,
Ты стекаешь каплями со стен.
И в глаза, как в высохшие лужи,
Брызнет с книг кровинка торжества,
А на утро всех тоска задушит
Черными перчатками вдовства.
1971 г.
ЯНВАРЬ
Мне ни о чем не говорит
Расположенье звезд вечерних.
Россия под снегами спит,
Как обмороженный кочевник.
Январь – любовник Колымы,
Ему плевать на чужестранцев,
Он весь под юбкой у зимы
И там ведет уроки танцев.
Он выпьет кровь одним глотком
Из человека, как из кошки,
И холодом, как молотком,
Расколет города на крошки.
И все ему-то по плечу.
А я пишу весне доносы,
Что я на родину хочу,
Где в январе целуют розы.
1971 г.
ОСЕНЬ
Горим, горим в осенних красках!
Какая зрелость! Раз в году
Случается, такая встряска
И на бумаге, и в саду.
Как после длительной осады
Повержен город и сожжен,
И бродят женщины по саду,
Который так незащищен.
И полу жёлтые старухи
Идут к огню в последний раз;
До них дошли, должно быть, слухи,
Что нынче осень напоказ.
А дети в листьях ищут маму
И размышляют у костра.
И мамы видят эту драму,
Возникшую среди двора.
И лишь одна белье стирает,
Зачем-то простыни синит,
Как будто ничего не знает,
Как будто город не горит.
1971 г.
КРАСКИ
Зачем присваивать цвета?
Я от весны иного жду:
Пусть будет голубой с утра
И черный, если, на беду.
А синий в полдень для души
На берег выбросит волна,
Тогда хватайся и пиши,
Пока не заболит спина.
И серый осенью виной
Судьбе, растравам и дождю,
Как будто занят мир войной,
И женщины плодят вражду.
Плохие путает дела
Осенним дням наперекор
Душевный желтый. Со ствола
Его срывает ветер-вор.
И снова белый припадет
К домам без стона, в один мах,
Как птица, сбитая на взлет,
Без красных пятен на крылах.
Но, чтобы не было возни,
Ты только красный цвет возьми
В страну, где нет иного цвета,
Лишь маки красные все лето.
Октябрь 1971 г.
ХУДОЖНИК
М. Рейху
Не прячь холсты в старинные комоды:
Вот скрипачи бегут к твоим рукам,
И ласки ждут убийцы и уроды,
И кровь, и губы, нищета и срам.
Ты красками дела поправишь наши,
И выдумаешь что-нибудь еще
Для Бога, для души и для продажи,
Где будет плохо нам и хорошо.
И в шатких сумерках, когда глухой Бетховен
Тебе сыграет что-то наизусть —
Ты защити его, как раб и воин,
И докажи ему, что ты не трус.
Захлебываясь в мелочной рутине,
Ты видишь Бога даже в сатане:
Как будто бы воскресший Паганини
Играет миру на одной струне.
Март 1971 г.
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ВЕСНЫ
В стаканах пиво.
Первый день весны.
И грязные столы воняют рыбой.
И утро начинается с возни