У Гертруд голова всегда полна странных фантазий, она охотно делится ими с Ингмаром. Если он исчезает хотя бы на пару дней, начинает беспокоиться – не с кем поговорить. А как появится, тут же пожимает плечами: с чего бы это я по нему скучала?

Девочке было совершенно все равно, богат Ингмар или беден. Ее совершенно не волновало, что он принадлежит к едва ли не самому уважаемому роду не только в приходе, но и во всем уезде. Она обращалась с ним немного свысока. Но вот что удивительно: когда Гертруд узнала, что Ингмар не собирается предпринимать никаких усилий, чтобы вернуть украденное богатство, и хочет стать школьным учителем, она страшно разозлилась.

Что она предполагала, какие планы для него строила – нам не узнать никогда.

Надо сказать еще вот что: дети учителя получили очень строгое воспитание. Они постоянно работали, никакие развлечения не поощрялись. Но ранней весной, когда Сторм перестал читать проповеди в миссии, матушка Стина глянула на него и сказала:

– Слушай-ка, Сторм, хватит. Пусть молодые побудут молодыми. Не стыдно тебе? Вспомни нас с тобой, когда нам было по семнадцать! Танцевали с заката до рассвета.

И повторяла чуть не каждый день: с заката до рассвета.

Как-то в субботу вечером в гости явились Хёк Габриель и Гунхильд, дочь присяжного заседателя.

Еще год… какое там год, даже месяц назад и представить такое было невозможно: в зале миссии устроили танцы!

Гертруд чуть не прыгала от радости – подумать только, танцы! А Ингмар идти не захотел. Взял книгу и присел на решетчатую кушетку у окна. Все попытки Гертруд вырвать у него книгу ни к чему не привели: Ингмар покраснел, помрачнел, но книгу не отдал.

– Сразу видно, древнего рода, – вздохнула матушка Стина. – Говорят, такие никогда и не бывают детьми.

А Гунхильд, Габриель и Гертруд были в восторге. Тут же начали собираться на танцы куда-нибудь еще. Гертруд спросила разрешения у отца, но первой ответила матушка Стина.

– Если пойдете к Дюжему Ингмару – разрешаю, – сказала она. – Я буду спокойна. У Ингмара собираются только известные и достойные люди. Там домик для игр и для танцев. Ты, Сторм, называешь его «бельведер», – почему-то она произнесла это слово с некоторым презрением, выпятив нижнюю губу и выговаривая «е» как «э»: бэлвэдэр. – Какой там бэлвэдэр! Сарай и есть сарай.

– При одном условии, – прервал ее учитель. – Гертруд без Ингмара ни на какие танцы не пойдет. Только с Ингмаром. Он за ней присмотрит.

Все трое упорхнули искать Ингмара.

– Никуда я не пойду, – твердо сказал юноша, не отрывая глаз от книги.

– Никакого смысла его просить, – сказала Гертруд таким странным тоном, что Ингмар невольно на нее посмотрел.

До чего ж Гертруд красива, просто ужас! Особенно после танцев. А сейчас глянула гневно, поджала губы и отвернулась. Как она, наверное, его презирает! Скучный, надутый, некрасивый. И глупый – даже не соображает, как хорошо быть молодым.

Что еще оставалось Ингмару, как не согласиться?

Пару дней спустя Гертруд с матерью сидели вечером в кухне и ткали. Внезапно Гертруд заметила: мать забеспокоилась. Остановила станок и прислушалась.

– Не понимаю, что за звуки. Ты разве не слышишь, Гертруд?

– Почему ж не слышу? Там кто-то есть. В классе над нами.

– И кто же это может быть? В такое-то время! Нет, ты только послушай, что там творится!

И в самом деле: топот, прыжки, беготня.

Им стало не по себе – и Гертруд, и матушке Стине.

– Никого там нет… – прошептала мать.

– Но кто-то все же есть!

– Никого не может быть! – повторила матушка Стина с нажимом. – А я слышу эту возню каждый вечер. После ваших танцев.