– Много чего хорошего я о нем слышал, – уклончиво ответил учитель.

– Это да… это уж, конечно, да. Но это… я и сам не знал до сегодняшнего дня.

И опять помолчал, а глаза засияли еще ярче.

– У Большого Ингмара арендовал надел некий…

– Как же, знаю. Тоже Ингмар. Отец так его окрестил из уважения к хозяевам земли. Его, чтобы не путать, называли Дюжий. Дюжий Ингмар. Дружили они с Большим Ингмаром.

– Именно так, Сторм. Дюжий Ингмар. И да – дружили они. Как-то раз… давно, когда Большой Ингмар был совсем молодым… в субботу вечером было дело. Короче, оба Ингмара приоделись и пошли в село развлечься.

И снова замолчал пастор. А глаза разгорались и разгорались, как звезды на вечереющем небе.

– Должно быть, прекрасная погода была. Иначе и представить трудно. Тихо и ясно. Я уже сказал – сумерки. Тот час, когда земля и небо меняются цветом. Небо зеленеет, а земля… знаете, как бывает: опускается вечерняя дымка, и все кажется бело-голубым. А может, и не опускается эта дымка, а поднимается от самой земли. И вот идут они, два Ингмара, что ж… идут и идут. Стали переходить через понтонный мост и замерли. Будто кто-то крикнул им: остановитесь, посмотрите на небо. Глянули и обмерли: распахнулся над ними небесный свод. Как занавес в театре отдернули. Так и стояли, взявшись за руки, пораженные открывшимся великолепием. Слышали ли вы когда-нибудь что-то подобное, матушка Стина? Или вы, Сторм? Вот ведь как! Стояли они оба, взявшись за руки, Большой Ингмар и Дюжий Ингмар. Стояли и глядели во все глаза.

Потом никогда и никому не рассказывали. Ну как никому: детям да самым близким: вот, мол, стояли как-то на мосту, а небесный свод раздвинулся, и увидели мы… Никому чужому – ни слова. Для них это было как бесценный клад, святой дар. Подумать только: им, только им и никому другому повезло увидеть Царство Небесное во всей его благодати.

Пастор наклонил голову, глубоко вздохнул и сказал с дрожью в голосе:

– Скажу от души: никогда и нигде не слышал ничего подобного. О… как бы мне хотелось постоять рядом с ними… А нынче, едва Большого Ингмара привезли домой, тут же велел послать за другом, Дюжим Ингмаром. Кто ж откажет? Сразу и послали. За мной, за доктором и за Дюжим Ингмаром. Не нашли: ушел в лес дрова рубить. В лесу разве найдешь. Но все равно – и в лес побежали искать, чуть не всем приходом. А Большой Ингмар лежит и тоскует.

Вот уже и я пришел, и доктор сразу за мной, а Дюжего Ингмара все нет и нет. А Большой-то Ингмар на нас даже не глядит. Тоскует. Уже умирать собрался. Скоро помру, говорит, что тут сделаешь. Только как бы не помереть, не повидав друга.

Лежит он, значит, на широченной кровати, укрыли его самым лучшим гобеленовым покрывалом. А глаза открыты: смотрит не на нас, а куда-то в сторону, будто видит то, чего никто не видит. Трех малышей, что он спас, тоже посадили на кровать, в ногах у него. Посмотрит на них – и тут же улыбается. Даже странно. Редко увидишь, как умирающий улыбается.

Нашли наконец арендатора. Еще не появился он, только шаги в сенях, а Большой Ингмар уже встрепенулся. Подошел Дюжий Ингмар к постели, умирающий взял его за руку, и лицо его просветлело, даже румянец появился.

– Помнишь, как небесный свод открылся?

– Еще бы не помнить! Заглянули мы с тобой в Царство Небесное.

Собрался с силами Большой Ингмар и повернулся к другу. Сияет весь, словно и не умирает. Вот туда я и собрался, говорит. Будто лучшей новости и быть не может.

Наклонился над ним друг, поглядел в глаза и сказал: скоро и я к тебе. Вот что он ему сказал. И дальше: только сейчас-то, сам знаешь, не могу. Надо дождаться, пока сын твой из паломничества вернется. Кивнул Большой Ингмар из последних сил. Знаю, мол, знаю. Как не знать.