На него было страшно смотреть. И голос, голос… наверное, таким голосом зачитывают собственный смертный приговор.

Брита молча пожала плечами.

– Говори! Правда или нет? – спросил он с отчаяньем.

– Ну, правда, – произнесла она без выражения.

Он дернул ее за руку и сразу отбросил, как ядовитую змею.

– Значит, ты врешь, врешь! – выкрикнул он с улыбкой, которая больше напоминала оскал – ни унции веселья.

– Бог свидетель… как я молила Его, чтобы Он дал мне увидеться с тобой до отъезда.

– Какого еще отъезда?

– В Америку.

– Черта с два – в Америку! – рявкнул Ингмар.

Сделал несколько шагов. Встал на колени, прижался щекой к бронзовой кольчуге огромной сосны, а потом и вовсе сполз на землю и разрыдался. Брита соскочила с коляски, подбежала и присела рядом.

– Ингмар! Милый Ингмар!

Погладила по плечу. Никогда раньше она так его не называла.

– Я же безобразен! Ты сама говорила! – просипел он, захлебываясь от рыданий.

– И что? Говорила. Я и сейчас так думаю. – Ингмар, дернув плечом, сбросил ее руку, но рука тут же вернулась на место. – Дай договорить!

– Говори.

Он перестал всхлипывать и поднял голову.

– Помнишь, что ты сказал в суде три года назад?

– Помню.

– «Если бы она меня так не ненавидела, я бы на ней женился».

– Помню, помню…

– После того, что я сделала… Никогда не думала, что человек может… Меня как ударило, когда ты такое сказал. И, главное, где!

– Где-где… в суде, – проворчал Ингмар.

– После того, что я сделала! Я смотрела на тебя и думала – да он же самый красивый в зале! Самый красивый и самый мудрый. Единственный, с кем я смогла бы прожить жизнь и ни разу не пожалеть. Что там говорить, я попросту влюбилась! Была уверена, что ты и я созданы друг для друга. Даже не сомневалась, что ты приедешь меня забрать из тюрьмы. Ну как… долго не сомневалась, а потом начала, а потом вообще… даже не решалась надеяться…

Ингмар поднял голову.

– А почему не писала?

– Как это – не писала? Я тебе писала!

– Писала! Х-ха! Прошу меня простить, я виновата и все такое. О чем тут писать?

– А про что я должна была писать?

– Про другое.

– И как я могла решиться? Про другое! Скажешь тоже… Не хочешь ли, мол, на мне жениться, Ингмар? Так, что ли? После всего, что я натворила? Да ладно, что я… ты же уже знаешь. Написала, написала… В последний день в тюрьме. Исповедовалась, а пастор и говорит: ты должна ему написать. Взял письмо под честное слово: отправить только после моего отъезда. А он поторопился. Думал, я уже далеко.

Ингмар взял ее руку, прижал к земле и довольно сильно хлопнул ладонью.

– Я мог бы тебя ударить.

– Ты можешь делать со мной все, что хочешь, Ингмар, – спокойно и серьезно сказала Брита.

Он посмотрел ей в глаза. Душевная боль и муки совести придали ей особую, совершенно новую для него красоту. Он встал и навис над ней всем своим громоздким, неуклюжим телом.

– Чуть не дал тебе уплыть в Америку.

– Ты просто не мог за мной не приехать.

– Как это не мог? Еще как мог. Больше скажу: ты мне разонравилась. Вот, думаю, уедет в свою Америку – и гора с плеч.

– Я знаю. Отец так и написал – Ингмар очень рад.

– А мать моя? Смотрел на нее и думал: могу ли я ей такую сноху привести? Такую, как ты?

– Нет, конечно. Не можешь.

– И в приходе на меня тоже косо глядят. Судят-рядят, только не тебе, а мне кости перемывают: как он мог так с девушкой обойтись? Это я то есть. Как я мог с тобой так обойтись?

– Правы соседи. Плохо ты со мной обходишься. Вот – по руке треснул.

– Это прямо удивительно, как я был на тебя зол, как зол!

Брита промолчала.

– Каково мне было, тебе не понять. Где тебе понять.

– Ингмар… кончай.

– Мог бы и дать тебе уехать. Уехала – и с глаз долой.