Колебания заняли у меня полдня.

К обеду я сдалась и позвонила.

Юлианий ахнул: «Юленька! Приезжай к нам! Расскажешь, как все там у вас».

Да что там «у нас», я хотела, чтобы он рассказал мне, как тут все у них.

На машине, которую мне с барского плеча кинул Сципион, я довольно ловко, минуя пробки, добралась до самого красивого пригорода в округе. Огромные нереальные лопухи и заросли неизвестных дерев, в которые переродились прежние чистопородные пинии, кипарисы, и пальмы, привезенные из далеких стран, сопровождали меня всю дорогу, чуть я пересекла границу дворцового пригорода.

Пальмы одичали и превратились в кактусы, на них выросли красные сочные плоды, по виду очень ядовитые. А кипарисов развелось слишком много, будто на кладбище.

Юлианий Семенович встречал меня возле своего дома, прогуливая маленькую облезлую собачку. Собачонка ласково меня лизнула в руку.

– Юленька, как я рад, как рад!

Он обнял меня.

– Вот, не поверишь, только что перед твоим звонком вспоминал твоего отца. Подумал, как давно все это было, наше славное прошлое. И, представляешь, выбросил на помойку весь свой архив перестроечных газет. С 1989 года. С того времени, как мы с твоим папой ходили сначала в оппозицию, а потом и во власть. И «Новое слово» выбросил. И «Вечное слово». И «Честное слово». Все выбросил. Жена загрызла. Зачем, говорит, ты хранишь дома эту пыль веков?

– Лучше бы вы мне отдали эти подшивки, – мрачно сказала я.

– Так еще не поздно. Мусоровоз приедет только завтра утром. Сейчас я пойду и извлеку их из мусорки.

Юлианий Семенович засеменил к мусорным бачкам вместе с собачонкой, нырнул в них и без труда достал одну за другой три подшивки. Захватив их под мышку, он подошел к моей машине и попросил открыть багажник. Я открыла. И Юлианий Семенович аккуратно уложил туда все три ценнейшие для меня подшивки.

Затем мы пошли к нему домой. В подъезде не горела лампочка.

– Раньше я был старостой подъезда и ввинчивал лампочку. Я покупал ее за свои деньги. Потом меня свергли. Сказали, что нужно выдвигать новых людей. И я отдал власть над лампочкой восставшему народу и лично каждый месяц сдаю деньги на покупку лампочки. И что же? В результате – темнота.

Жена Юлиания Семеновича, Витолина Исидоровна, несмотря на мои дурные предчувствия, встретила меня сердечно:

– Бедная девочка! Как тебе будет тяжело. Почаще приезжай к нам.

Витолина Исидоровна, квадратная со спины и уже мутирующая в сторону мужчины, энергично орудовала у плиты. Она мигом поставила чайник. Говорила она громко, будто на митинге:

– Юлианий! Спроси Юлию, может быть, она хочет супу? У нас остался гороховый. Не обращай внимания, Юлия, что я ору, – это я глохну.

Юлианий Семенович сел, достал из стенного шкафа заветный графинчик синего стекла и разлил по крохотным рюмочкам настойку собственного производства. С перчиком.

– Я за рулем, – напомнила я.

– К вечеру выдохнется.

– Ты можешь остаться у нас ночевать, – сказала Витолина. – Куда тебе торопиться?

– У меня каждый день уроки с репетиторами. Мне в университет надо поступать.

– Лучше сразу в столицу ехать за этим. Для тебя здешний университет будет непростым делом, – сказал Юлианий. – Все бывшие друзья и соратники твоего отца сделают так, чтобы ты не поступила.

– В столице меня никто не ждет. И негде жить.

– А нет ли никакого «бога из машины», чтобы помог тебе? – уставился на меня Юлианий.

– Я не знаю… – промямлила я. – Мама дала телефон какого-то… Сказала: это «красная кнопка», звонить можно только один раз.

– А… догадываюсь, – только и произнес Юлианий.

– Юлианий Семенович! Расскажите мне, как папа пришел к власти? Не удивляйтесь. Я же была маленькая. Но мне запало в душу, как мама сказала: «Джулия! Мы уже не народ. Мы – элита! А ты ведешь себя как народ!»