– Ну да… – в раздумье проговорил Моше и замолчал.

Мы подошли к фонтану, в нём резвились золотые рыбки; их беспрерывное движение успокаивало, отвлекало от проблем, которые возникали и разрешались независимо от нашего отношения к ним.

– Знаешь, – снова заговорил хозяин владений, – это сейчас я живу в родительском доме, занимаю почётную должность, имею полную свободу, могу приглашать поэтов и философов со всей Гранады. При этом понимаю: сменится правитель города, и неизвестно, станет ли он терпеть иудея на высоком посту. Нам главное – сохранить свою веру, язык. Хорошо, что мы с тобой разговариваем и пишем стихи на иврите. Иврит связывает наш рассеянный среди разноязыких стран народ. Однажды попросил меня один из мусульманских учёных, в дружбе которого я не сомневался, чтобы прочитал ему десять заповедей на арабском языке. Я понял намерение приятеля и попросил его прочитать начало Корана на латинском языке, который он знал. Когда стал переводить, то слова утратили красоту. Мусульманин понял, что я хотел ему доказать.[45]

Помолчав, Моше продолжал:

– Увы, наши единоверцы всё больше пользуются арабским языком. Помнишь, ибн Гвироль, наш с тобой любимый поэт, писал:

Пока Моше силился вспомнить следующие строчки, я дочитал стих до конца:

Мой собеседник снова о чём-то задумался, затем проговорил:

– Может быть, у нашего с тобой любимого поэта и философа не так печально сложилась бы жизнь, если бы сиротство, болезнь, нужда не сделали его раздражительным, нетерпимым. Опять же, гордый – не кланялся вельможам, не шёл на компромисс; ему не казалось зазорным поносить великих, обнажать их грехи.

– Ну да, – проговорил я. Затем неожиданно для себя спросил: – Где твоя семья?

– Они тоже в Гранаде, ни в чём не нуждаются, можно не беспокоиться, – отозвался после долгого молчанья Моше. Затем продолжал: – Пока дети были маленькими, жили вместе. Сыновья выросли, и оказалось, что мы совсем разные, словно чужие. Если бы не внешнее сходство, я бы думал, что они не мои. Старался втолковать им, что не звания и богатства, а мудрость превыше всего. Меня не слышат, не хотят слышать… Ну да что есть. Как тут не вспомнить Гиллеля, мудреца на все времена, который говорил: «Не суди ближнего, покуда не окажешься на его месте».[50] Вот я и пытаюсь представить, мысленно оказаться на месте своих детей, которые унаследовали от матери интерес всего лишь к материальным вещам. Не хватает воображения, не представляю, как можно жить только будничными заботами.

Несколько минут мы шли молча.

– Жену тоже меньше всего интересуют мои мысли, – тяжело вздохнув, продолжает Моше. – С ней всё хорошо, не может пожаловаться на одиночество и живёт в просторном красивом доме. Большое везение или умение – выбрать жену. Помнишь, дочери Иерусалима выходили и плясали в виноградниках? Тот, у кого не было жены, мог выбрать там свою суженую. Самые красивые девушки говорили: «Обратите внимание на красоту, ведь самая главная радость – красивая жена». Самые знатные из них говорили: «Обратите внимание на семью, ведь жену берут ради детей, а свойства родителей передаются детям». Самые невзрачные говорили: «Свершите выбор свой во имя небес».