– Да, – сказала Кья, решив, что так будет проще, чем пускаться в объяснения насчет Мэриэлис.
Она попыталась определить по губам, какое у этого, в шлеме, выражение лица, и решила, что нет у него никакого выражения, вообще нет.
– Так это вы укладывали?
– Да… – сказала Кья уже не так уверенно.
Шлем кивнул:
– Следующий.
Кья обошла машину, взяла сумку и чемодан.
Снова отъехало матовое стекло. Этот зал был просторнее, и потолки выше, и реклам больше, и сами они больше, а толкучка такая же. Возможно, это не потому, что самолетов прилетело много, а тут, в Токио, и во всей Японии, всегда так. Много людей, мало места, вот тебе и толкучка.
И много багажных тележек, роботов этих. Кья подумала, сколько стоит нанять такую. А потом лечь поверх своего багажа, сказать ей куда и уснуть. Только ей сейчас и не хотелось, в общем-то, спать, а просто голова какая-то мутная. Кья перехватила Мэриэлисов чемодан из левой руки в правую и снова задумалась, что же ей делать, если Мэриэлис не объявится, скажем, в ближайшие пять минут. Она уже по это место наелась аэропортов и не имела ни малейшего представления, где будет спать этой ночью. Да и вообще, ночь сейчас или что?
Кья как раз оглядывалась по верхам в надежде найти где-нибудь часы с местным временем, когда на ее правом запястье сомкнулись чьи-то пальцы. Опустив глаза, она увидела золотые кольца и золотые часы на массивном золотом браслете, все кольца соединялись с часами тоненькими золотыми цепочками.
– Это мой чемодан.
Кья скользнула глазами с раззолоченного запястья на белый манжет, затем вверх по черному рукаву к светлым глазам на длинном лице, на каждой щеке – ряд длинных, аккуратных морщин, словно нарочно процарапанных каким-нибудь резцом. На мгновение она приняла его за Мьюзик-мастера, вырвавшегося каким-то образом на свободу. Но Мьюзик-мастер в жизни не наденет такие вот часы, да и волосы у этого пусть и блондинистые, но потемнее, длинные и вроде как мокрые и зачесаны с высокого лба прямо назад. И видок какой-то не очень радостный.
– Не твой, а Мэриэлис, – сказала Кья.
– Она сама тебе его дала? В Сиэтле?
– Она попросила меня поднести.
– В Сиэтле?
– Нет, – качнула головой Кья. – Здесь, уже в зале. Мы с ней в самолете сидели рядом.
– А где она сама?
– Не знаю, – сказала Кья.
На нем был черный костюм с длинным, доверху застегнутым пиджаком, вроде как в старых фильмах, только новехонький и дорогой с виду. Все это время он вроде как и не помнил, что так и держит ее за руку, а теперь отпустил.
– Давай лучше я понесу, – сказал он. – Найдем мы ее, никуда не денется.
Кья немного смешалась, не зная, как будет правильнее.
– Мэриэлис хотела, чтобы я его несла.
– Вот ты и поносила. А теперь моя очередь, – сказал мужик, забирая у нее чемодан.
– А ты, наверно, ее бойфренд, Эдди, да?
Уголок его рта чуть дернулся, вроде как в огрызке улыбки.
– Можно и так сказать.
У Эдди был «дайхацу-грейсленд» с рулем не на той стороне. Кья сразу это поняла, потому что в одном клипе Рез ехал на заднем сиденье как раз такой машины, только в той была еще ванна из черного мрамора с золотыми кранами в виде хитрых тропических рыбок. Народ говорил, что это такой вроде стеб над деньгами, над всякой жутью, которую ты можешь сделать, если у тебя их чересчур много. Кья рассказала про это матери, а та сказала, что нет смысла слишком уж беспокоиться, что́ ты можешь сделать, если у тебя будет жуть как много денег, потому что у большинства людей их не бывает хотя бы достаточно, а потом еще сказала, что уж лучше попробовать разобраться толком, что оно такое, это «достаточно».