Однако приятное случилось неожиданно. Вечером четвертого дня после ужина одна из медсестер, забирая посуду, случайно выпустила из рук тарелку. На моих глазах та медленно приземлилась на кафельный пол и вдребезги разлетелась на мелкие кусочки. Очень странно: звук был достаточно громким, больше напоминающим выстрел, а стеклянная тарелка не разбилась на осколки, а рассыпалась на мелкие кристаллики почти правильной формы, почти взорвалась. И вместе с взрывом, в то же мгновение, ушла пелена незнания своего прошлого. Я вспомнил. Вернулось всё и сразу: от обрывков совсем детских воспоминаний до запаха в операционной перед наркозом. На глаза накатились слезы, в горле образовался ватный ком. За одно мгновенье из расчетливой машины, собирающей данные о формах, цветах и процессах, я превратился в человека. В того, кем становишься только тогда, когда проживаешь свою жизнь, совершая ошибки и принимая собственные решения в многообразии выборов. Это мощное чувство было похоже на прыжок с горки гигантского аквапарка, где поначалу испытываешь практически свободное падение, плавно переходящее в скольжение, а заканчивается всё ударом о воду. Правда, ударом хоть и жёстким, но очень приятным, не вредящим твоему телу, а только выбивающим из тебя бурные эмоции. Ещё одно предназначение воды. Немудрено, что я не мог её определить как объект, ведь она так многолика! Шум водяных пузырей в ушах медленно стихал, и сквозь него стали пробиваться слова.

– С вами всё в порядке, господин Мергель?! Вы меня слышите?

Передо мной стояла побледневшая медсестра с перепуганным лицом и трясла меня за плечи. Я словил себя на мысли, что с трудом дышу, руки и ноги напряжены до судороги, а сам я смотрю в одну точку уже какое-то время. У дверей показались ещё одна медсестра и дежурный врач. По всей видимости, женщина, разбившая тарелку, первым делом позвала на помощь, нажав кнопку вызова. Меня усадили на кровать.

– Что произошло? – спросил врач суровым, немного напряженным голосом медсестру, внимательно меня разглядывая.

– Я случайно уронила тарелку, а он весь всполошился. Это небьющееся стекло, а тарелка как будто взорвалась, а не разбилась! – оправдываясь, забормотала та.

Врач укоризненно посмотрел на нее.

– Приберите пока. Мы сейчас разберемся, – он перевел взгляд на меня и спросил: – Вы меня слышите?

Но к тому времени, как врач обратился ко мне, я уже отошел от приземления с горки аквапарка, и чувствовал себя готовым к новым аттракционам.

– Да, все в порядке. Похоже, ко мне вернулась память. Только почему-то я отреагировал на осознание своей личности довольно странно.

– А, так дело в этом! – Лицо доктора смягчилось, «провинившаяся» медсестра тоже выдохнула с облегчением. – По-видимому, резкий звук спровоцировал возвращение памяти. Хотите, чтобы я сообщил вашим родным?

– Да, конечно! Мне не терпится с ними увидеться!

Доктор и вторая медсестра ушли, и в палате осталась только «виновница» всего переполоха, прибирающая стекла. Совсем молодая, похоже, она только недавно начала здесь работать.

– Вы не волнуйтесь, теперь о вас станут говорить как о профессионале, умеющем возвращать людям память, – обратился я к ней.

Она натянуто улыбнулась.

– Или как о няньке, умеющей разбить небьющуюся посуду на глазах у пациента.

Я был студентом-медиком, умению успокаивать и врачебной этике нас обучали на отдельной дисциплине. Потому я напряг память, покопался в своих знаниях, и за долю секунды нашел всему логичное объяснение:

– Такой тип обработки стекла имеет внутреннее напряжение, которое и придает посуде дополнительную прочность. Обычно падение ничем не может навредить, но при неудачных раскладах приземления на твердую поверхность может быть достаточно для начального повреждения. А дальше форма разрывается изнутри внутренним напряжением, придававшим прочность. Вы про каплю принца Руперта слышали